Андрей Белянин - Лана

Мой бывший сослуживец и благодетель и не предполагал, как страшно он обманывается, доверив мне всю Даурию. Я поступил с ним, как того требовало реальное положение вещей. Ибо в политике нет союзников, есть только интересы. Первый шаг – формирование своей собственной армии. Второй – ее полное и безоговорочное подчинение, с безжалостным контролем и жестокими телесными наказаниями. И третий, быть может самый важный, женитьба на настоящей китайской принцессе, восходящей к династии Цинь!

– Где вы раздобыли такое чудо, барон?

Этому немало способствовали мои связи с монгольскими вождями Халхи. Но не стройте иллюзий, господа, я вряд ли буду заботливым мужем и отцом. Мир ждет от нас иного. Только очистительный ветер с Востока способен искоренить красную заразу с нашей многострадальной Родины, и новые армии азиатов пройдут под моими знаменами от Амура до Невы. Мы построим на землях Внешней Монголии новое государство, мы возродим великие династии, мы передадим свет Тибета потерянному двуглавому орлу, и буддизм станет религией будущего…

А как же большевики?

С большевиками мы будем говорить только на одном языке – на языке смерти!

…Логичное развитие наших отношений рано или поздно должно было привести к постели. С моей стороны было бы полным идиотизмом врать, будто бы наши встречи ежеминутно являли миру образцы редкого целомудрия. Разумеется, нет…

И я и она были нормальными молодыми, здоровыми людьми с правильной ориентацией и естественными потребностями. Хотя не уверен, можно ли называть секс естественной потребностью организма? Возможно, что и да (мало ли примитива на свете?), но мы не занимались сексом. Впрочем, как и не занимались любовью. Прошу прощения, я окончательно запутался…

Если это был секс, то самый возвышенный, романтичный, нежный, разнообразный и до предела насыщенный любовью в ее безусловном восхождении к небесам. Если же это была любовь, то, несомненно, дикая, неуправляемая, жадная до кровавых царапин на коже, хлещущих ударов и немыслимой звериной страсти.

Однажды, едва ли с трудом оторвались друг от друга, она простонала:

– Знаешь, что ты делаешь это, как Зевс?

Я не нашел лучшего ответа, кроме как вновь усилить напор. Ее атласная кожа плавилась под моим ладонями, а ноздри мои раздувались от сладковато-соленого запаха женской плоти. Не знаю, как другие, но я всегда понимал желание не по глазам, а по запаху. Я совершенно не разбираюсь в аромате духов, цветов или вин. Не принадлежу к изощренным гурманам и болезненным эстетам, но запах желания женщины угадывался мною мгновенно и безошибочно.

Лана была изумительна в постели. Мне не с кем ее сравнить, я и не пытался бы передать своим ограниченным словесным запасом всю ту невероятную бездну ощущений, которой она накрывала меня, словно морская волна, вылизывающая песчаный берег. Ее хотелось всегда. В момент ожидания встречи, при первом поцелуе, в самом акте, после него, уходя домой, всю ночь дома, весь последующий день и так далее.

Пару раз мне в голову приходили мысли, что она меня просто заколдовала. Она, смеясь, отрицала это. Да и я сам отлично знал, что остаюсь рядом с ней по собственной воле. А любить ведьму и больно, и сладко, и страшно…

– Как ты выбрала путь?

– Это несложно. – Лана поудобнее улеглась у меня на плече, поднимая фужер с красным сербским вином, мой подарок. – Тебя находят. А потом предлагают выбор. Я довольно долго ходила в Наблюдателях.

– Что-то вроде послушника в монастыре?

Не совсем. Послушник точно знает, что его ждет. Он либо будет принят в братство, либо его сочтут более подходящим для мирской жизни. А Наблюдатель не знает ничего. Он лишь смотрит на поступки Старших и пытается определить, к чему более лежит его душа. Но вмешиваться он не вправе, что бы ни увидел!

– То есть ты насмотрелась многого?

– Не иронизируй. Видеть смерть человека и не пытаться спасти – очень непросто. Меня провели всеми дорогами, пока я поняла свой путь…

Что ты выбрала?

– Угадай.

– Путь богини? – наугад бросил я, заранее зная, что промахнусь.

– Ошибка, – ровно подтвердила она, делая глоток. – Путь ведьмы.

– Ты еще и колдуешь?

– Я делаю многие вещи, о которых ты не имеешь представления. Могу вылечить туберкулез или рак, заглядывать в прошлое и будущее, могу снять родовое проклятие, поправить судьбу, спасти…

– А что еще?

– Могу наслать болезнь, отнять мужчину, навести порчу, поставить барьер, убить. Последнее проще всего…

– Так ты черная или белая?

– Не знаю. Этого я еще не решила. Мой выбор не предопределен, но, куда бы я ни качнулась, это не вернет мне душу. Если я погрязну во зле, дьявол примет ее с радостью. Если всю жизнь буду творить добро, то он заберет ее с вожделением. В любом случае он получит мою душу, так какой смысл ограничивать себя черно-белыми критериями? Разве так уж важно, какие обои в комнате, чистые или грязные, если сама комната все равно сгорит в огне…

Лана сжала мои пальцы, и на мгновение в ее голосе послышались рыдания. Я протянул руку, касаясь се щеки. Кто бы говорил, что она выплакала еще не все слезы…

– Не вздумай меня жалеть.

– Почему?

– Ненавижу жалость. – Она тряхнула русыми волосами и пристально посмотрела мне в глаза. – Ты что, совсем не знаешь других способов привести женщину в чувство?

Один я знал. Чем мы оба и воспользовались в полной мере…

Урга! Главный город Монголии, ее священное сердце, религиозный центр и резиденция самого Богдо-гэгена. Затерянная в степях, окруженная песками, воспетая бродячими ламами, шумная, дикая и некогда вольная…

Урга! Захваченная, униженная, оккупированная тысячами китайских солдат. Она манила меня, как сокровища неизведанных земель манили отважных конквистадоров, не признающих над собой ни людских, ни божеских законов и верящих лишь в то, до чего можно дотянуться кончиком копья!

Урга! Она искушала, соблазняла, звала меня, заставляя даже во сне повторять свое имя, ибо тот, кто владеет Ургой, владеет и всей Монголией…

Старые монахи в желтых халатах молились за победу нашего оружия. Все дацаны в один голос предсказывали, что именно «белый генерал» великого русского царя освободит страну от китайцев. То, что государя императора уже не было в живых, никого не волновало, так как в буддизме нет смерти. Есть лишь череда бесконечных перерождений, но в этом скрыт великий смысл, а значит, нельзя плакать ни о чьей судьбе…

И я, человек, прошедший несколько войн, смотревший в лицо опасности, знающий не понаслышке, как остывает пуля в собственном теле, полностью разделял убеждения смуглых лам.

Смерти нет! Что такое смерть, если бессмертна душа? Что такое жизнь, как не мимолетный взмах крыльев мотылька в вечном круговороте бытия? Что такое бытие, если его определяет скорость движения шальной пули, пущенной неизвестно кем в неизвестно кого?