Светлана Тулина - Колбаса

Так что новостей с Земли больше не будет.

Впрочем, нам и без этого хватает проблем.

Не успели отойти от обстрела, прозвучал новый сигнал тревоги — полетела система генерации воздуха третьего яруса. А это, между прочим, мои мелкие, пришлось влезать в защитный костюм и мчаться чинить наравне с прочими. Хотя что я там мог починить? Так, ключ подержать. Но соседи бы не поняли, останься я в стороне, многие и так смотрят косо. Хорошо ещё, что следующая авария произошла на нашем ярусе — хотя, конечно, «хорошо» — это не тот эпитет, которым хотелось бы описывать прорыв канализации.

Впрочем, это действительно хорошо — физические нагрузки выматывают тело, не оставляя на душевные переживания ни сил, ни времени. Никакой тренажёр так не вымотает. Сплю не больше трёх часов в сутки, зато никаких сновидений, и засыпаю мгновенно. В свободное время хожу на третий уровень — занимаюсь с теми, кто выражает желание.

Таких мало.

Последняя мелкая месть типа в штатском — среди двух сотен отобранных им для нашего ковчега быдлован нет ни одного, с кем бы я работал в Мемориале. Чужие лица, недоверчивые ухмылки, подозрительные взгляды исподлобья…

Пройдёт много времени, прежде чем кто-то из них улыбнётся мне открыто и радостно и крикнет: «Првет, дядяденс!». Но я точно знаю, что рано или поздно такое время настанет. И это помогает мне жить.

Даже хорошо, что здесь только новенькие. Те, с кем я работал в Мемориале, уже многого достигли и способны двигаться дальше и без меня. Новеньким же предстоит проделать долгий путь, и я приложу все возможные усилия, чтобы помочь им на этом нелёгком пути.

А пока я показываю им, как лает собачка.

Сегодня очень нехороший день. Мне кажется, что Саныч сходит с ума, и это ужасно, он ведь мой ближайший сосед, его каюта рядом с моею, только вход за поворотом, из параллельного коридора. Мы иногда перестукиваемся, когда лень или усталость мешают сделать несколько шагов. Я сначала радовался такому обстоятельству, тем более, что с другой стороны у меня соседи из офицеров, с ними я стараюсь не общаться, они так до сих пор и не простили, что я временно лишил их общества жён, хотя тогда это и казалось единственно верным решением.

Впрочем, давно бы стоило понять, что нет ничего более постоянного, чем временные меры. Наладить дополнительные очереди системы жизнеобеспечения никак не удаётся — да что там! На это просто нет ни времени, ни сил, починить бы то, что ломается чуть ли не каждый день и чуть ли не на каждом шагу. Не удаётся и набрать скорость, мы ещё даже пояса астероидов не преодолели, хотя по всем расчётам должны уже быть за пределами орбиты Юпитера.

А вот сегодня еще и Саныч…

Я не видел его несколько дней, и уже успел встревожиться. Тем более, что неизвестный шутник прошлой ночью вылил банку какой-то красной гадости прямо перед моей дверью и размазал её, словно шваброй, протянув бурый прерывистый след вдоль всего коридора к лестнице. Я, конечно, ни на секунду не поверил, что это кровь, но всё равно было неприятно и тревожно. Тем более, что у Саныча вот уже несколько дней заперта дверь и на вопросительный стук в переборку ответом служит лишь полное молчание.

Он ввалился ко мне сегодня, грязный и страшный. Выхлебал почти полную бутылку воды, а потом разразился самой длинной речью, которую я от него когда-либо слышал.

— Это твои сволочи виноваты! — кричал он. — Они грызут переборки! Как крысы! Им тесно, понимаешь?! Простора не хватает! Вот и ломают стенки… и плевать им, что в стенках проходят кабели! Они так привыкли, ломать всё, что им дают. Всё равно ведь дадут новенькое, так почему бы не сломать то, что уже дадено? Просто так, потому что за это не убивают.

Он крутанул выпученными глазами и схватил меня за плечо. Лицо его было безумным.

— Так вот, запомни, — сказал он мне почти тихо. — И передай. Я. Буду. За это. Убивать. Так и передай. Понял? Троих уже замочил, и это только начало.

Отпустил моё плечо и вышел.

Конечно, я никому ничего не сказал.

Он совершенно обезумел, но он мой друг, и кому будет лучше, если его запрут в изоляторе?..

Я не уверен, стоит ли записывать то, что сегодня со мною было. Я не уверен даже, что это было на самом деле. Я ни в чём не уверен…

Только в том, что как следует набрался — в столовой никого не было, и работал автомат псевдоалкогольной стимуляции. Обычно его включают только по праздникам, а тут такая удача… Я прижал электроды к вискам и набрался по полной.

А потом вдруг погас свет.

Я хихикнул и на ощупь стал выбираться из столовой. Я думал, что это удачная шутка такая, погасить свет, как раз, когда я набрался. И тут в коридоре кто-то закричал, скорее удивлённо, чем испуганно. Крик смолк, но был явственно слышен лёгкий и быстрый топоток.

Продолжая хихикать, я пошёл на звук, всё ещё полагая, что это шутка.

Уже в коридоре поскользнулся на чём-то липком и упал. Шутка резко перестала мне нравиться. Рядом раздавались странные звуки, какая-то возня и деловитое хлюпанье. Я нащупал в кармане фонарик, зачем-то взял его в зубы и включил.

Никогда не забуду того, что увидел — или того, что мне привиделось в узком луче портативного фонаря…

Три окровавленных человеческих морды — именно морды, лицами такое не назвать, — смотрят на свет, щурятся, изо рта одной свисает кусок чего-то чёрно-красного, быстро двигаются челюсти, дожёвывая, втягивая с уже знакомым хлюпаньем…

Фонарик упал и погас.

Как оказался в каюте — не помню. Вроде бы, бежал в полной темноте, не рискуя больше включить фонарик даже на миг. Как я умудрился его схватить, почему не потерял — не понимаю. Но фонарик вот он, лежит на койке… значит, я всё-таки добежал, и фонарик не потерял, и сам никуда не сверзился…

Возможно ли такое?

Не уверен. Ковчег огромен, в нём полно закоулков и ловушек, в темноте куда проще споткнуться и свернуть шею, чем добраться до нужного места, даже в трезвом виде, а я был далеко не трезв, киловольт триста засандалил, да на нервах, что усиливает эффект.

Было ли всё привидевшееся пьяным бредом?

Не уверен.

Нос разбит, на руке глубокий порез, лицо и рубашка залиты кровью. Моя ли это кровь?

Не уверен…

Когда погас свет, я был на второй палубе.

Шёл заниматься с мелкими, но встретил знакомого и задержался. Стыдно признаться, но в последнее время занятия не доставляют уже мне такого светлого удовольствия, как ранее. Я зарёкся употреблять электростимуляторы после того кошмара, но всё равно никак не могу отделаться от воспоминаний. Понимаю, что виноват сам, нафантазировал всяких ужасов, да ещё Саныча наслушался, вот всё и сложилось. Но ничего не могу поделать — каждый раз, когда они мне улыбаются, меня пробирает дрожь.