Клиффорд Саймак - Земля осени

— Я поищу его, — сказал Рэнд. — Он мог просто заблудиться.

— Да-да, конечно, сходите, поищите его. Ради всего святого отыщите его. Это успокоит вас и позволит снять чувство вины. Но вам никогда уже его не найти.

Рэнд пошел в том направлении, куда обычно уходил его сосед, решив, что во время очередной прогулки старик забрел в другой квартал и заблудился. Рэнд поймал себя на мысли, что раньше его не интересовало, куда Ходит гулять старик.

Когда он вышел на площадь, ему сразу бросился в глаза темный предмет, лежавший на мостовой. Рэнд узнал шляпу старика. Но самого его видно не было.

Рэнд поднял шляпу, аккуратно расправил ее складки и осторожно взял за поля так, чтобы с ней ничего больше не случилось.

Деловой квартал дремал в лунном свете. Статуя, неизвестно чья, стояла на постаменте в центре площади. Придя сюда впервые, вспомнил Рэнд, он попытался определить, в чью честь была воздвигнута эта статуя, и потерпел неудачу. На гранитном цоколе не было ни имени, ни даты. Лицо истукана не примечательно ничем, каменный костюм не позволял определить эпоху. В позе и осанке тоже не было ничего такого, что дало бы ключ к разгадке.

Осматривая площадь, Рэнд снова поразился старомодности здешних учреждений: парикмахерская, гостиница, велосипедная мастерская, шорня, бакалейная лавка, мясной магазинчик, скобяная лавка — ни гаража, ни станции техобслуживания, ни пиццерии, ни гамбургерной. Это был старый городок, забытый, не тронутый движением времени, чьей-то волей вырванный из другого века. Все это вызывало чувство нереальности: не просто старое селение, а место, умышленно оформленное так, чтобы изображать кусочек прошлого.

Рэнд тряхнул головой. Что произошло сегодняшним вечером? Чаще всего он принимал деревню такой, какой она казалась, но сегодня он ощутил беспокойство и сомнение.

На другом конце площади он нашел трость старика. „Если сосед шел в этом направлении, — рассуждал Рэнд, — он должен был пересечь площадь и пойти вниз по улице до того места, где потерял трость. Но почему он ее обронил? Сначала шляпу, а затем трость. Что здесь произошло?"

Рэнд быстро огляделся, надеясь уловить в сумерках, какое-нибудь движение, увидеть кого-нибудь, пугливо прижавшегося на краю площади. Но там ничего не было. Теперь — ничего.

Пытаясь проследить дальнейший путь пропавшего, Рэнд осторожно шел, пристально вглядываясь в тени. Тени обманывали его, воображение придавало им затейливые формы, похожие на лежащего человека. Несколько раз Рэнду казалось, что он заметил что-то движущееся, но это в конце концов оказывалось лишь игрой теней.

Когда улица кончилась, а дорога превратилась в тропинку, Рэнд остановился, пытаясь наметить план дальнейших действий. Старик потерял свою шляпу и трость, но все свидетельствовало о том, что он намеревался идти дальше вниз по улице, по которой теперь прошел и Рэнд. Старик мог пройти дальше по тропе — из деревни и прочь от нее. Может быть, он убегал от чего-то?

Рэнд не мог проверить этого. Но можно было пройти дальше, раз он уже здесь. Может быть, сейчас старик где-то там, уставший, испуганный, лежит возле тропы и ждет помощи.

И Рэнд двинулся вперед. Тропа, хорошо заметная вначале, становилась еле различимой, извиваясь по волнующемуся в лунном свете лугу. Испуганный кролик проскакал в траве. Злобно закричала вдалеке сова. С запада потянул прохладный ветерок. С ним пришло ощущение одиночества, ощущение пространства, открытого и пустого, где не было ничего, кроме кролика, совы и ветра.

Тропа кончилась, истончившись вконец. Роща и заросли низких кустов расступились, открыв взгляду плоскую равнину, покрытую волнующимися травами, — отбеленную луной, безликую просторную прерию. Удивленно осматриваясь, Рэнд подумал, что вся эта равнина, должно быть, продолжается в бесконечность. Она, казалось, имела и запах, и вкус, и это были запах и вкус вечности. Он содрогнулся, хотя и не мог понять, что во всем этом страшного. Потом сообразил: трава смотрела на него, знала о его присутствии и терпеливо ждала, когда он придет к ней. Он должен заблудиться в ней и остаться там навсегда, растворившись в ее необъятной безликости.

Рэнд повернулся и побежал, не стыдясь своего малодушия. И кровь его леденела, и мозг стыл, потрясенный. Только добежав до околицы, он наконец остановился и оглянулся на пустошь. Он убежал от травы, но подсознательно чувствовал, что она крадется за ним следом, пока вне поля зрения, но готовая вскоре появиться вместе с ветром, гонящим волны ее белизны.

Рэнд побежал дальше, но уже не так быстро. Он пересек площадь, а когда добрался до дома, то увидел, что у соседки напротив в окнах темно. Больше он не колебался и пошел вниз по улице, по которой попал в деревню. Он утвердился в решении покинуть это зачарованное место, эту странную тихую деревушку, эту землю вечной осени и полной круглой луны, это безликое море травы, этих детей, которые удаляются, стоит лишь захотеть на них взглянуть, этого старика, который ушел в забытьи, уронив шляпу и трость. Рэнд должен отыскать дорогу, вернуться назад, в тот, другой мир, где можно поискать работу, где люди бродят по дорогам, где отвратительные маленькие войны горят в забытых уголках земли, а фотоаппарат заснял грядущую гибель.

Он миновал деревню, зная, что надо лишь достичь места, где тропа сворачивает направо и спускается по неровному склону в маленькую долину, к той волшебной точке, которую он нашел через столько лет. Он шел медленно и осторожно, чтобы не сбиться с тропинки; он помнил: тропа была еле заметной… Впереди он снова увидел луг. Под ногами не было уже никакой тропы. Рэнд понял, что попал в ловушку, ему никогда не уйти из деревни, пока он не покинет ее тем же способом, что и старик, — выйдя из нее в никуда. Он не подходил близко к траве, потому что знал: в ней таится ужас, а он уже натерпелся страху. „Трус!" — сказал он себе.

Возвращаясь в деревню, он соблюдал все предосторожности, шел так медленно, что ни за что не пропустил бы поворота, если бы он там был. Тем не менее поворота не было, хотя он был, когда он вышел из-за него из другого мира, от которого он бежал.

Деревенская улица была покрыта пятнами лунного света, падавшего сквозь шелестевшую листву деревьев. В доме напротив было по-прежнему темно. Вокруг Рэнда расстилалось безмолвное одиночество. Рэнд вспомнил, что сегодня он не ел ничего, кроме сэндвича, который сделал себе еще в полдень. В молочном ящике что-то должно быть — он не заглядывал туда утром. Или заглядывал? Он не мог вспомнить. Он пошел вокруг дома к заднему крыльцу, где стоял ящик, и нос к носу столкнулся с Молочником. Молочник на сей раз казался еще призрачнее, чем обычно, и еще хуже был виден в лунном свете, блестевшем на полях его широкополой шляпы, утопивших его лицо в глубокой тени.