Николай Романецкий - Ночь будет певучей и нежной

Тут был явный сбой в логике, и Иви немедленно ухватилась за него.

– Подождите, вы говорили, Создатель прислал к нам своего сына. А теперь утверждаете, что за нас взялся Иисус Христос… Что же, ваш Создатель не вечен?

Лил перестала улыбаться.

– Это вы сказали – сына. Я сказала – ребенка, а это не одинаковые понятия… Что же касается вашего вопроса… В мире нет ничего вечного материально. Создатель, как и всякое разумное существо, продолжается в своем ребенке. Он вечен духовно, а не материально. Так развивается и накапливается опыт Разума. Такими будут и новые земляне.

Бешенство наконец переполнило Иви.

– Не будут! Я приложу все усилия, чтобы ваш эксперимент, на моей семье начавшись, тут же и провалился! И мои дети еще принесут цветы на вашу могилку!

Лил снова улыбнулась:

– Прилагайте. Для чистоты эксперимента мне нужно от вас именно это.

Когда Иви рассказала Эйду о разговоре с Лил, тот расхохотался.

– Какую право чушь она придумала, чтобы уязвить тебя! А ты и поверила. С ума сойдешь…

Он не договорил, но Иви мысленно закончила: "…с тобой!" И еще больше утвердилась в решении не рассказывать Эйду о мигалке. То, что он теперь не любил ее, было уже не главным. Главным становилось то, что он отныне уже не мог быть ее соратником – отныне он был жертвой, которую следовало защищать от посягательств. А в том, что он не устоит перед голубоглазой выдрой, перед этой дьяволицей, Иви не сомневалась. Иначе он бы не оставил ее, Иви, ночью в холодной постели!.. Нет, теперь она, Иви, стала единственным защитником человечества. А выдра была угрозой Ивиному племени. Потому что ни один человек не способен испортить мигалку. Разве лишь из аннигилятора…

Однако на что-то она еще надеялась. Иначе почему промолчала, когда после ужина Эйд, пряча глаза, сказал: "Пойду, прогуляюсь немного…"?

Ее он не позвал.

Утром она заглянула в их бывшую спальню. Кровать на двоих осталась неразобраной. Все стало ясно – Эйд окончательно предпочел бывшей невесте эту дьяволицу.

Когда он вернулся, Иви промолчала. Зато он, все так же пряча глаза, заявил:

– Я рассказал Лил обо всем, что ты вчера нагородила! Ты все выдумала из ревности! Только такой идиотке могла прийти в голову подобная чушь!

Оправдываться и обличать было бессмысленно. Требовалось принимать экстренные меры. Иви выскочила из домика и побежала в лес.

Голубоглазую выдру она нашла за знакомым поворотом, на знакомом поваленном стволе.

– Ты проиграла, – равнодушно сказала та. – Больше он к тебе не вернется. Сегодня он любил меня. Вернее, он любил мной себя. Как всякий истинный мужчина… Я делала лишь то, чего он хотел. Утром он предложил мне руку и сердце. Эксперимент прошел успешно, о чем я и доложу Создателю.

– Не доложишь, – сказала Иви. Достала нейродеструктор и выстрелила.

По утверждениям каталога, из такого оружия промахнуться невозможно. Иви и не промахнулась.

Лил, переломившись в талии, беззвучно осела, мешком плоти рухнула на траву. Как в рекламном клипе каталога… Иви выронила оружие и, вскрикнув, закрыла лицо руками. А потом расхохоталась, громко, безудержно, яростно.

– Теперь мы посмотрим, как он станет любить тебя. Теперь тебя может полюбить только некрофил.

– Глупо. На что ты надеялась?

Иви отняла руки от лица. Голубоглазая выдра спокойно поднималась с травы.

– Я ведь предупреждала – не пытайся меня убить. Глупо… Теперь у меня есть полное моральное право уничтожить тебя.

Иви стало вдруг все равно. Нейродеструктор лежал под ногами, но она даже не сделала попытки поднять его. А потом поняла, что осталась одна.

Дальше все было как во сне. Иви бродила по лесу без чувств и без желаний. Ее словно заморозили. На розовые крылья под кустом она наткнулась случайно. Они очень смахивали на запасной комплект к птероплану, но перья оказались всамделишными.

Находка разбудила ее. В лесу, не догадываясь о происходящем, беззаботно распевали птицы. Иви погладила крылья. Перья приятно щекотнули руку. А нейродеструктор опять лежал в кармане.

Теперь Иви знала, что нужно сделать.

И пошла к их с Эйдом жилищу. К их бывшему с Эйдом жилищу…

Они оба были там, лежали на травке возле крыльца, весело болтали, то и дело смеялись.

Нейродеструктор не мог повредить голубоглазой дьяволице, но ведь Эйд был человеком…

Иви подняла оружие, направила в сторону домика.

И убедилась, что выстрелить не сможет.

Голубоглазая выдра была права. Она, Иви, была типичная женщина. Удел типичной женщины – давать жизнь, а не отнимать ее. И если она сейчас убьет Эйда, жить ей будет незачем.

Но и жить рядом с ними она не могла. Оставалось прятаться, скрываться в лесу. Еще десять дней. Как преступнице, единственным преступлением которой оказалась несчастная любовь…

Она снова ушла в лес. Радостный смех растворился за деревьями. Этих двоих ждала ночь любви. Та, что еще недавно ждала саму Иви.

Она не знала, сколько бродила по лесу. И выбродила лишь одно – понимание: жить рядом со счастливым Эйдом будет свыше ее сил. Прятаться – тоже.

Иви приложила дуло нейродеструктора чуть пониже левого соска, туда, где натужно колотилось переполненное тупой болью сердце.

Ночь будет певучей и нежной, подумала она. И нажала кнопку.

Наступившая ночь была вечной…

Эйд и Лил нашли ее тело через шесть часов.

– Черт! – сказал Эйд. – Вот дура безмоглая!.. Но почему же не сработала ее мигалка?

Лил пожала плечами. Ее счастливые глаза говорили: "Какое мне до нее дело? Ведь у меня есть ты!"

– Она действительно сошла с ума, – продолжил Эйд, скрыв непрошеную самодовольную улыбку. – Надо бы вызвать полицию. – В голосе его звучало явное сомнение.

– Не надо, – сказала Лил. – Я ведь похожа на нее. Так почему бы мне не стать Иви Лоренц? – Она смотрела на Эйда ясными глазами, в которых не было ничего, кроме слепой бесконечной любви. – Это избавит тебя от многих и многих неприятностей.

Эйд немного подумал. И согласился.

– Надо похоронить ее, – сказала Лил. – Я не хочу смотреть… Лучше сбегаю, деактивирую свой домик.

Эйд сходил к суммар-синтезатору, вернулся с лопатой и принялся рыть могилу.

Ему и в голову не могло прийти, что домик Лил вовсе не нуждался в деактивации. Отлучка нужна ей была для того, чтобы сжечь розовые крылья.