Дуглас Уорнер - Смерть на горячем ветру

Перед ними раскинулись: сначала широкий залив с песчаными пляжами, рейдом и променадами, а затем Старый Город на скалистом отроге — мешанина зданий, раскрашенных веселыми яркими красками. Ниже — современные виллы ярус за ярусом спускались к краю Нового Города. На другой стороне, между жилыми кварталами и морем, располагался коммерческий центр: офисы, отели, магазины, склады. И венчало все это четырнадцатиэтажное сверкающее здание отеля «Имперская Башня» из стали и бетона.

— Мое, — повторил Барнс. — Все мое! Памятник моему предвидению, моей энергии и моим деньгам. Об этом говорили много раз, но я снова повторю эту историю, потому что я люблю ее и горжусь ею. — Он указал на старый город. — Пятнадцать лет назад отсюда не было видно Арминстера. Здесь была крохотная рыбацкая деревушка, зажатая между холмом и громадной скалой, выступавшей в море. Все остальное, то, что сейчас называется Новым Городом, вообще не существовало…

Он влюбленно окинул взглядом Арминстер.

— Я приехал сюда в 1948 году с женою на отдых. Я был в очень плохой форме: давали знать о себе раны, полученные на войне, да еще провалилась попытка сделать бизнес в Штатах. И моя жена предложила Арминстер. Она слышала, что это спокойное, приятное место, особенно очаровательное не в сезон. Итак, мы приехали, и мне здесь очень не понравилось — убогая маленькая деревушка с одной приличной дорогой, окруженная утесами, а ее отвратительные жители погрязли в кровной вражде.

Но однажды я забрался на скалу и посмотрел вниз, на противоположный берег. Я был ошеломлен. Я увидел бухту с песчаным берегом в полкилометра длиной, абсолютно нетронутую. Почва здесь слишком твердая для земледелия, а море слишком мелкое для рыбной ловли или порта. Я подумал: «Бог ты мой! Если бы эта бухточка была в два раза больше, из нее вышло бы прекрасное место для нового курорта». А затем я подумал: «Так сделай ее в два раза больше! Взорви к черту эту проклятую скалу и сделай здесь залив».

— Так я и сделал. — усмехнулся Барнс. — Я потратил год, чтобы заполучить права, и еще несколько лет, чтобы достать первоначальный капитал и подготовить планы. Многие считали меня сумасшедшим, но мне удалось сманить несколько человек на свою сторону. — Он опять усмехнулся. — Хотя они и побаивались. Знаете ли вы, что мы потратили примерно полмиллиона фунтов стерлингов, прежде чем заложили первый кирпич? Это было за пять лет до того, как смогли прибыть первые курортники, и еще за два до того, как Арминстер можно было считать чем-то законченным. Итого, это было десять лет назад — а сегодня компания платит прекрасные дивиденды.

— А отель? — указал рукой Фенвик. — Это уже позже, не так ли?

— Да. Мы уже неплохо зарабатывали, но я чувствовал, что что-то упущено. Я решил, что Арминстеру нужен отель высочайшего класса, чтобы он мог соревноваться с любым отелем в мире по комфорту, сервису и кухне. А этот ровный участок земли был естественным постаментом для него. Я набросал планы строительства и приступил к делу. Когда я запланировал потратить на него полтора миллиона, то говорили, что я сошел с ума, и это будет белый слон (когда король Сиама хотел разорить своего подданного, он дарил ему священного белого слона, содержание которого обходилось очень дорого). Но я оказался прав. — Барнс вернулся к своему пиву. — Сегодня, через два года после постройки отеля, он прекрасно окупается. Все номера в нем заказаны на три года вперед, даже не в сезон. Мы принимаем заказы на пять или шесть лет вперед. — Он поднял бокал в свою честь. — И вы можете меня осудить, если я чувствую себя хозяином всего этого?

Фенвик покачал головой и сказал:

— И все же вы шли на большой риск. Например, несколько дождливых сезонов…

— Под настроение я шучу, что изменил погоду, убрав эту скалу. На самом деле риск был не слишком велик. Эта область всегда отличалась мягким климатом.

Барнс допил бокал и потянулся к звонку, чтобы вызвать экономку. И тут за стеклянной дверью послышались чьи-то шаги по гравию. Барнс увидел Колстона. Его лицо исказилось гневом. Он поднялся и, твердо сказав: «Простите!», решительными большими шагами пересек террасу. Колстон проговорил, глядя на него:

— Вы должны выслушать меня, Барнс. Вы должны… Барнс прошел в дом, буквально таща за собой Колстона.

Захваченный врасплох Колстон спотыкался, еле поспевая за ним.

— Вы, пьяная задница! Довольно! Я вас уже предупреждал и больше предупреждать не намерен. — Рука Барнса потянулась к телефону. — Пришло время полиции. Я не позволю, чтобы ко мне приставали в моем собственном доме!

— Послушайте! — отчаянно проговорил Колстон. — Вы должны мне поверить. Горячий сухой ветер с юга. Вы о нем читали — здесь все написано. — Он потряс рукописью. — И все становится правдой, каждое слово. — Увидев, что рука Барнса все же тянулась к телефону, он взволнованно добавил: — Уберите их. Уберите людей. Предупредите по радио, по системе громкоговорителей, как угодно, но эвакуируйте их!

Рука Барнса опустилась на трубку.

— Я не собираюсь обсуждать с вами этот вопрос, — сказал он, взвешивая каждое слою. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Вы — сумасшедший, и к тому же пьяный сумасшедший. Сколько бутылок вы сегодня выпили? Это ваш последний шанс, Колстон. Уходите, или я запросто запрячу вас в тюрьму.

Колстон задрожал, его плечи опали. Он покачнулся, его взгляд помутнел. Его дух был подорван разочарованием, ложными обвинениями и алкоголем.

— Не звоните, — сказал он. — Я ухожу, и больше не вернусь. — По его губам пробежала жестокая улыбка. — Некуда будет возвращаться.

И он ушел, ссутулившись, тяжелым шагом.

Барнс беспокойно смотрел ему вслед, как будто предсказание Колстона вызвало в нем тень сомнения. Затем он поднял трубку, но набрал номер не полиции, а виллы, расположенной выше по склону, и попросил к телефону сэра Гая Рэйнхэма.

Пэр Англии, 9-й баронет, кавалер орденов «За безупречную службу» и «Военный крест», член Тайного Совета, член парламента, государственный секретарь по внутренним делам, сэр Гай Рэйнхэм принимал у себя на вилле узкий круг избранных. Он состоял из болтливых женщин и вежливых мужчин. Женщины обсуждали сына сэра Гая, который только вчера женился. Мужчины говорили о деньгах.

— Дорогой сэр Гай! — говорила одна из женщин. — Ваш мальчик замечательно выглядел вчера. Такой ужасно, ужасно красивый. Хотя, — игриво добавила она, — и не такой красивый, как его папа.

Рэйнхэм улыбнулся, притворно негодуя.

— Иногда мне хочется, чтобы все эти писаки забыли о «красоте Рэйнхэмов». Я убежден, что в политике это не преимущество. Разве не справедливо, что ум и красота вместе не ходят?