Александр Житинский - Эффект Брумма

— Есть еще чего? — спросил он с надеждой.

— Нет, — сказал я. — В следующий раз привезу больше.

— Эх, мне бы камеру Вильсона! — мечтательно смазал Фомич. — Я бы тогда…

Как выяснилось из разговоров, Фомич был лишен честолюбия. Его письма в научные центры объяснялись просто. Земляки не очень-то уважали Фомича за его научную деятельность. Не считая, разумеется, аппаратов. Можно сказать, они не верили в его звезду. Тогда он решил получить авторское свидетельство, чтобы таким образом укрепить свой престиж. И заодно — чтобы не мешали ему работать.

— Ремонтируй, говорят, твактова! — жаловался Фомич. Я с трудом сообразил, что речь идет о ремонте тракторов. — Да мне эти твактова неинтересно чинить. У меня плазма на очереди.

Мы позавтракали и приступили к опытам. Интересно, что не пили ничего, кроме чая. Ни вчера, ни сегодня. Потом оказалось, что Фомич вообще непьющий. У меня даже мелькнула мысль — ввести обязательные занятия физикой в качестве меры против пьянства.

Нагревали подкову. Свечечкой. Керосиновой лампой. Пальцем. Токи текли неправдоподобно большие. Приемник работал. Моя электробритва брила. Бриться от подковы! Да если это на кафедре рассказать, — убьют!

Гипноз был исключен. Колдовство тоже. Оставалось снять шапку перед фактами.

— А ты говоришь — бвед! — радостно восклицал Фомич.

— Природа едина, — твердил я. — Не может быть в Петушках один физический закон, а в Ленинграде другой.

— Как сказать! Как сказать! — приплясывал вокруг подковы Фомич. — Вот в этом ты, видать, и ошибаешься.

Я еще раз проверил схему, снял показания, замерил температуры и ушел думать в поля. Полей, слава богу, хватало. Можно было обдумать всю физику от первого закона Ньютона до последних открытий Фомича.

Это что же получается? Я закончил школу, институт, готовлюсь в аспирантуру. Отвоевал себе маленький клочок физики, где я знаю, кажется, больше всех. Совсем маленький. Меньше не бывает. А тут человек исследует глобально на одном энтузиазме. Причем о диссертации не помышляет. Интересно ему, вот и все. Так кто же из нас, спрашивается, занимается физикой?

Получалось, что физикой занимается Василий Фомич. А я исследую какие-то крупицы истины, от которых никому ни жарко, ни холодно. Оптические свойства анизотропных соединений висмута. Ну, защищу, положим, диссертацию. А у Фомича мотоцикл от подковы ездит. Приемник говорит. Бритва бреет. Вот-вот плазму в печке получит.

А если он шарлатан? Я вспомнил глаза Фомича, когда он колдовал над свечечкой. Нет, он не шарлатан. Такой веры в глазах у шарлатанов не бывает.

Ничего я не придумал, и мне стало холодно в полях. Наступил вечер. Упали заморозки. Кажется, так это говорится на сельскохозяйственном языке. Трава пожухла. Я как вспомнил это слово, так и захотелось мне переехать жить в деревню. А что? Буду у Фомича ассистентом. Достанем камеру Вильсона, ударим по элементарным частицам. Корову куплю. Мотоцикл. И хорошо на душе стало — и все равно тоскливо, потому что никуда я не уеду. Буду всю жизнь что-то намерять и писать статьи в журнал «Физика твердого тела». А эти статьи будут понятны кроме меня и шефа еще семнадцати человекам. Это на всем земном шаре.

Расстроился я и вернулся к Фомичу. Он меня напоил парным молоком, и на ночь мы поговорили про космические лучи и относительность пространства-времени. Давно я на такие темы не говорил со свежим человеком. А Фомич был абсолютно свеж. Пару раз он меня ставил в тупик. Оказывается, в пространстве-времени много нерешенных вопросов.

— Васюта, спи! — попросила с печки жена Фомича.

— Погоди! Душу мне разбередил этот Эйнштейн. Это как же я поперед него не подумал?

— Он просто раньше жил, — успокоил я Фомича.

— Разве что, — согласился Фомич. — Все равно обидно.

Он долго еще ворочался, а потом заснул. Я смотрел в окошко и видел распаханное поле, залитое зеленоватым светом луны. От каждого бугорка падала тень. По полю, опустив морду, пробежала собака. Или волк. Мне захотелось к маме. Или к жене.

Просторы очень действовали на нервную систему.

— Собирайтесь, Василий Фомич! — сказал я утром. — Упаковывайте приборы. Поедем в Ленинград.

— Чего я там не видал? — насторожился Фомич.

— Вас там не видали, — сказал я.

— И не увидят. Вот еще!

— Мы вам осциллограф подарим, — пообещал я.

— Осциллограф? — Фомич мечтательно зажмурился. У него даже волосики на голове зашевелились. — Нет, не поеду. Кто коров будет облучать? Председатель не отпустит.

Я пошел к председателю в соседнюю деревню. Правление было там. Председатель ничуть не удивился моему визиту. Как видно, по поводу Фомича его посещали часто. Странно, что он еще сохранил к нему теплые чувства.

— Золотая голова! — сказал председатель. — Это раз. Не пьет. Это два… Но безответный он, понимаешь? Аппаратов этих знаешь сколько роздал? Двадцать семь штук! Ни копеечки не взял. Отказать не может. Да и как откажешь — пристают с ножом к горлу!

Я понял, что это сказано не фигурально.

— Ерундит иногда, это верно. Измышляет без пользы. Вот облучатель сделал — молодец! А плазма эта — ну кому она нужна?

По словам председателя, золотую голову Фомича они даже в аренду сдавали. Соседним колхозам. Фомич тем рацпредложение, а они колхозу денежки. В общем, как у нас на кафедре договорные работы с предприятиями.

— Ладно, уговорил! — сказал председатель, когда я намекнул на Нобелевскую премию. — Будет премия, построим коровник.

— На эту премию и слоновник можно построить, — сказал я.

— На что нам слоны? — не понял председатель.

— Вместо петухов, — сказал я. — Научите их кукарекать.

Председатель посмотрел на меня с интересом. Я понял, что свалял дурака со своим юмором. Так у меня часто бывает. Поэтому я решил поправиться:

— Вообще, слонов используют в Индии как рабочую силу.

— Да у нас весь урожай на корма пойдет! — сказал председатель. — А сколько стоит слон?

Я уже и не рад был, что завел разговор о слонах. Просто не знал, как вывернуться.

— Их трудно достать. Они все импортные, — успокоил я председателя. Он сразу потерял интерес к слонам и выписал Фомичу какие-то документы на отъезд. Напоследок попросил, чтобы Фомич научил подпаска Кольку облучать коров. Я обещал.

День у нас ушел на сборы. Набрали в кузнице мешочек подков. Довольно тяжелый. Взяли приборы Фомича, чтобы соблюсти чистоту эксперимента. И пустились в путь.

Жена Фомича дала сушеных грибов и сказала:

— Держись там, Васюта!

И далее у них произошел такой же разговор, как у меня с женой. Только они говорили о научной позиции.