Питер Бигл - Женщина, которая вышла замуж за Человека-Луну

Ей хочется, чтобы он остался, я знаю, что хочется. Моя мама хочет, чтобы он остался.

— Да, вы – мастер рассказывать истории, это несомненно. — Сейри сидела в старом деревянном кресле, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди, и смотрела на волшебника. — И если вам необходимо доказательство того, что вы волшебник, спросите детей. Финдрос взял бы это дурацкое черепашье яйцо с собой в постель, если бы я разрешила, точно так же как, – вы видели, – Морра просила цветок. Они признают вас, эти двое.

— Как фокусника, но не более. То, что я делал для их развлечения – и чтобы заставить их забыть о страхе – это по силам любому салонному артисту-недоучке. По правде говоря, я поражен, что эти маленькие глупости удались мне так хорошо. Не всегда так выходит.

В свете луны Морра видела, как ее мама легонько прикоснулась к руке Шмендрика, но тут же отдернула пальцы.

— Но они говорили, что вы знали их имена, даже не спрашивая – и мое имя тоже. Это правда?

— Хмм. Ну, в общем, да. Очень мелкое заклинание, вовсе не такое сложное, как многие думают. Тренировочное заклинание для новичка, на самом деле; у меня оно получается в половине случаев. Может, чуть меньше.

— И что же? А как же цветок Морры? — Он не ответил, и она продолжила: — Цветок Морры, который, как вы сказали, никогда не завянет. Уверена, – любой, кто способен на такое... — она замолчала, и слова повисли в воздухе.

— А-а, — сказал волшебник. — Морра. Да. — Он сухо усмехнулся. — Ну, если этот чертов цветок все-таки умрет, я ведь об этом не узнаю, правда?

— Думаю, узнаете, — сказала мать Морры. — А еще я думаю, что этот цветок очень даже может выжить.

— Тогда это будет ее заслуга, это будет магия ее собственной воли, а вовсе не мое волшебство, — голос Шмендрика вдруг резко усилился. — Нет, конечно, я не клал цветок ей в волосы... но и в ее голове я его не находил. Или, может быть, нашел, но сам этого не знаю. Я никогда не знаю, почему каждая отдельно взятая попытка сотворить что-нибудь волшебное получается успешной или оборачивается пшиком. Я ищу структуры, знаки, указания, я ищу мастеров, все что угодно, если это может помочь мне понять, кто я есть – что я есть: маг или карнавальный обманщик-фокусник, ведь третьего не дано. Я мог бы жить, если б знал!

Сидя на подоконнике, Морра сжимала в руках цветок, ничего не понимая из его речей, но чувствуя скрывающиеся в них скорбь и одиночество. Волшебник вдруг усмехнулся и немного передразнил сам себя:

— «Я мог бы жить...» А ведь это забавно. Действительно забавно. — Он повернулся к Сейри и поклонился ей, без всякой издевки, но с долей тягучей, официальной учтивости. — Что же. Спасибо за этот превосходный обед и за... за то, что одолжили детей. Доброй вам ночи.

Все время, пока длилась их беседа, он вертел в руках свою нелепую шляпу с множеством остроконечных вершин. Сейчас он надел ее на голову, поклонился еще раз – в этот раз энергичней – и отвернулся в сторону. Даже со своего места, даже в полутьме Морра увидела, как волшебник расправил свои худые плечи под старым плащом, словно вскидывая на спину мешок с уличными товарами. А потом он тронулся в путь, мгновенно потерявшись среди лунных теней.

Сейри сказал ему вдогонку:

— Я тоже расскажу одну историю.

Она говорила тихо, но в тишине ночи ее голос был слышен совершенно отчетливо.

То, что Шмендрик остановился, наполовину развернувшись к ее матери, Морра поняла только по наклону, который приняла его нелепая шляпа. Сейри сказала:

— Ты – волшебник, не способный поверить в собственный дар. Я – вдова с двумя детьми. Я не думаю, что когда-либо выйду замуж еще раз, – у меня нет намерения вверять кого-нибудь еще тому небу, которое способно отобрать любовь так случайно, так нелепо, так бесповоротно. Поэтому я не верю ни во что – ни во что – кроме возможности смотреть на мою спящую Морру, на моего Финдроса, который всегда сворачивается в эдакий маленький плотный клубочек, два или даже три раза за ночь. — Ее голос вдруг стал тугим и тонким – такими же становились ее губы, когда она бывала по-настоящему рассержена. Морра зажала рот ладонью и с силой прикусила пальцы.

Шмендрик молчал. Сейри продолжила:

— Поэтому я рассказываю себе сказки, также как и ты, чтобы утешить себя, чтобы выдержать, проще говоря – чтобы дотянуть до следующего утра. И есть одна история, которая всегда для меня кое-что значила. В разное время – разные вещи, по всей видимости, но всегда – что-то. Садись, где стоишь, волшебник, прямо в эту мягкую траву, и слушай.

Темнота сгустилась настолько, что Морра не была уверена даже, там ли еще Шмендрик, пока, спустя мгновение, не увидела, как его остроконечная шляпа медленно опускается. Сейри приступила к рассказу:

— Жила однажды женщина, которая влюбилась в Человека-Луну – да-да, у меня есть своя собственная лунная история. Эта женщина влюбилась в лицо, которое, как ей казалось, она видит на поверхности луны – а ведь каждый видит там что-то свое – и она нисколько не скрывала, что стоит этому человеку когда-нибудь ступить на Землю, как она тут же выйдет за него замуж. Захочет ли он сам взять ее в жены – это она сомнению никогда не подвергала, и неважно, что была она женщиной вполне обыкновенной, и я бы даже сказала, невзрачной, и не было в ней ничего особенно красивого. Она ни секунды не сомневалась в том, что Человек-Луна когда-нибудь придет за ней.

— И он пришел, — произнес высокий человек бесцветным голосом.

— Ну, кто-то точно пришел. Потому что однажды вечером, к ней в дверь постучался незнакомец.

Остроконечная шляпа кивнула:

— И конечно же рассказал ей, что пришел с луны.

— Не обязательно. Стоило ей самой бросить на него один-единственный взгляд, как она сразу же сама все поняла – так иногда бывает. Скептикам она твердила, что вот сейчас на луне не видно никакого лица – и это было действительно так, потому что наступил сезон облаков и туманов, которые мешали рассмотреть лунную поверхность, и там не было видно ничего, кроме нескольких темных кратеров. Всем было ясно, что Человек-Луна наконец-то пришел заявить на нее свое право.

— Чего, разумеется, он вовсе и не собирался делать – а просто воспользовался глупой фантазией одинокой женщины. Вам с детьми я рассказываю истории поинтереснее.

— Они, наверное, кажутся такими потому, что мы не перебивали тебя постоянно, склоняя историю туда и обратно. Расплатись за обед – дослушай меня до конца. Как и сама эта женщина, ее возлюбленный не был таким уж красавцем, – по-крайней мере, по земным меркам: росту он был довольно низкого, цвет лица имел болезненно-бледный, и кроме того был совершенно лишен какого бы то ни было изящества, которое могли бы заметить в нем друзья. Как бы то ни было, все говорили, что он относится к ней по-доброму, и рядом с ним она казалась счастливой. Она восторгалась, слушая истории о его лунном дворце, и изумленно вздыхала, когда он описывал красоту падающих звезд, комет и созвездий, которые можно увидеть только с обратной стороны луны, и которые поэтому ни один человек никогда не видел. В конце-концов, кто что может знать о чужом счастье?