Сергей Шведов - Макеты, ракеты и... дембель

— Вот оно как получается! Русская сволочуга, Андрюха–президент, хотел толкнуть Россиюшку иностранцам по дешевке, а мы, полукровки, её сохранили.

— Брось, Семён, не полукровки мы, а стопроцентные русские. Русский тот, кому вне русского мира жизни нет. А все эти эмигранты и внутренние диссиденты — русофобы от роду и по гроб жизни. Я таких гнобил и до конца жизни давить буду.

На ИП‑26 пришла команда на отбой боевой тревоги. Старший лейтенант Васильчиков первым выскочил из прохладного, но затхлого бункера, на обжигающую духоту полуденной пустыни.

Измерительный пункт № 26 — это стометровая телевышка, какие стоят в областных городах, казарма–землянка щитового типа на роту солдат. Обычно в ней было не больше двух отделений солдат–спецов и отделение ЧМО (части материального обеспечения).

«Чмошники» были важными персонами, потому что они каждый день привозили на измерительный пункт две автоцистерны питьевой воды, хлеб и солдатские лакомства в «чепок» — сгущёнку, печенье и вафли. И ещё они работали на местном «подсобном хозяйстве» под командой старшего прапорщика Макокомова. На ИП‑26 было солёное озерцо, но его вода не годилась даже на полив помидоров, дынь и арбузов, которые тут чудесно росли бы, если их поливать пресной водой. Поэтому солдаты ели каждый день перловую кашу со свининой и перловый суп из свинячьих костей. Свинина была своя и только–то.

Вокруг озерка росла рощица, которая давала тень и прохладу. Раскидистый и стремящийся к земле серебристый лох облюбовали куры — склевывали сладкие «маслины» и дремали на ветвях. В общем–то это и было подсобное хозяйство ИП‑26. Рыбы в озерце не было, зато водились улитки и какие–то рачки, не креветки, а более похожие на мармышей. Утки тоже наедались досыта даже без прикорма, как и куры. Но почему–то ни куры, ни утки на солдатский стол не попадали. Зато вот свинины было в избытке. И ни у кого не было требований перевода на кошерную или халяльную пищу, потому что другой просто не было.

Все свиньи были поджарыми, длиннорылыми, быстрыми на ноги, как диковинные скакуны. Недостаток корма они восполняли, разрывая в норах сусликов и сурков их запасы на зиму, да самими сурками и их малышами не брезговали, подтверждая, что свинья — зверь всеядный.

Свиньи змей не боятся, но опасных змей в округе не было. Кишмя кишели в озере тонкие змейки–стрелки, опасные только для мышей. Среди солдат ходила легенда, что когда–то на склоне ствола серебристого лоха видели греющуюся на солнце гюрзу, а прямо в пустыне — кобру с раздутым капюшоном. Но кроме пустынной гадюки никто из солдат больше змей вживую не видел. А после укуса гадюки полежишь в госпитале с температурой две недельки, и всё удовольствие.

Прохлада зарослей лоха, карагача — пустынного вяза, тамариска и саксаула манила поваляться в тени или походить босиком. Но никто на это не отваживался. Потому что не в легендах, а в реальной жизни один лейтенант расстелил тут одеяло, чтобы принять воздушные и солнечные ванны. Лейтенанта не довезли до Москвы на самолёте в госпиталь Бурденко после укуса малозаметного паука каракурта.

Но всё равно тут было приятно посмотреть на пыльную зелень, зеленоватую воду, взмученную пекинскими белыми утками, и перескоки кур с ветки на ветку серебристого лоха.

Солдаты высматривали под деревьями с большой опаской яйца, которые откладывали куры и утки прямо в зарослях. Тут неподалёку была нора лисы–корсачка. Она с лисятами тоже охотилась за яйцами. Не брезговала курочками и уточками. Но особого вреда не приносила. Тут ей с лихвой хватало сусликов, тушканчиков и жирных сурков.

Васильчиков отвёл душу, полюбовавшись на крохотный оазис в пустыне после двенадцатичасового дежурства и спустился в бункер на рабочее место. ИП‑26 выполнял многофункциональные задачи по отслеживанию параметров запусков боевых ракет различного типа.

— Что, снаружи прохладней? — хмыкнул майор Хохлов.

— Жарче, но пахнет живой жизнью, а не армейской смертью.

— Вот уж «наша служба и опасна и трудна»!

Хохлов с Васильчиковым служили в подразделении Службы единого времени. Их задача была выдавать в эфир посредством телевышки импульсы «единого времени», согласованные с точками отсчёта по сигналам Гринвичской обсерватории в Англии.

— Ты ещё напиши, что получил автоматной пулей ранение в лицо, от которого остался шрам на губе.

Васильчиков когда–то попался на слабости пробовать лакомства из посылок для солдат. В обязанности командиров входила проверка содержимого посылок, приходящих солдатам. Это нужно. Узбекам и таджикам родители присылали насвай, марихуану и даже гашиш. Ну и некоторая офицерская холостая молодежь позволяла себе выхлестать банку персикового или вишневого компота. Ушлые бойцы прознали про это хамство. Закатали однажды крышкой ополовиненную банку с вишневым компотом, долитую отработанным электролитом из аккумуляторов.

Васильчиков однажды отхлебнул такого компотика, и на губах его расцвели, как в мультяшке, розовые пузыри после ожога. Потом он полдня не мог оторваться от автоцистерны с водой, а бойцы забавлялись отместкой и унизительным для офицера зрелищем.

— Вот уж нашёл, Михал Палыч, над чем смеяться. Об этом отсмеялись давно те, кто на дембель вышел.

— Ну, тогда посмотри телик и отвлекись от печальных воспоминаний.

У них в службе стоял компьютерный приёмо–передатчик со спутниковой связью, почему–то предназначенный для подводных лодок.

— Кстати, ты сегодня поедешь ночевать домой?

— Конечно.

Семьи у офицеров жили за 150 км отсюда в офицерском городке. Если каждый день ездить на водовозке ночевать домой с женой, то к рабочему дню можно было смело прибавлять 4–5 часов.

— Зайди ко мне, возьми у жены копчёной колбасы и швейцарского сыра. Скажи, что я приеду на субботу и воскресенье. Пусть пирогов напечет с капустой.

— Ладно, — вперился уже глазами в экран старший лейтенант Васильчиков. — Михал Палыч, ну и звездопад сегодня был, скажу я тебе! Как в фантастической кинушке. Мы прошли через метеоритный поток.

— Выйди на любой астрономический сайт и увидишь, что никакого звездопада на сегодня небесная канцелярия не запланировала.

— А чо это были за красивые вспышки?

— Сбитые ракеты с ядерными боеголовками.

— А против кого летели?

— К нам, придурок!

— А почему боевой готовности не объявляли, на казарменное положение не переводили?

— Наших баз в Туркестане это не коснулось.

— Ну, ни хрена себе за полчала столько дров сбить! А мы отвечали?

— Сам посмотри.