Мазуччо Гвардато - Причуды любви: Сборник эротических рассказов

— Это ничего, беби, — говорю я ей. — Не волнуйся. Мы позабыли об этой чертовой невесомости. Надо только привыкнуть. Скоро мы и замечать ее не будем.

— Ох, Джо, — говорит она и хнычет. — Мне так чудно: все время надо за что-то цепляться! Так странно…

Должен сказать, сэр, я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Какой тут комфорт? Надо вам объяснить: я ее усадил себе на колени и держал ее за талию правой рукой. А левой рукой, черт подери, мне приходилось держаться за ручку кресла, и надо было не забывать об этом, потому что иначе нам грозило новое вознесение. Я так этого боялся, что не мог по-настоящему думать о ней, моей Бетти. И она тоже: когда я пробовал ее ласкать и поддразнивать, как положено, она вся начинала дергаться, и я терял голову и уже не думал о проклятом кресле и что нужно за него держаться. Понимаете? Это, как говорили мне, два сорта совсем разных мыслей. Ну и вот! Если моя левая рука отпускала кресло, мы вдвоем взлетали в космос, а если моя правая рука пыталась погладить ее где-нибудь кроме талии, она, моя Бетти, каждый раз вспархивала с моих коленок и норовила унестись от меня куда-то под самыми невероятными углами. Поверьте, сэр, я не раз едва успевал поймать ее за волосы, за пальцы, за ноги и за кончики пальцев ног — за что только мог уцепиться. Скажу вам, это очень меня волновало и раздражало.

— Понимаю вас, Джо.

— Не думаю, что это можно понять, пока сам не испытаешь. Все эти руки, ноги и прочее, когда все выскальзывает у тебя из рук, словно ящерицы, могут вас довести до такого — ой-ей-ей! — вы себе и представить не можете. Я по характеру скромный парень, клянусь вам. Я не хотел быть с моей Бетти грубым… А ей вся эта чепуха, — вроде, даже начинала нравиться.

— Тоже мне, придумаешь! — запротестовала Бетти.

— Ничего я не придумываю. Ей это вроде было смешно. Она себе плавала в комнате, как в ванне. Она мне никак не помогала, и я один должен был делать все, а я истекал кровавым потом. Я уже испробовал все положения. Зацеплялся ногами за ножки кресла, чтобы хоть обе руки были у меня свободными, — вы представляете? С ума можно сойти! И никакого толку. Все время приходилось думать о невесомости и о Бетти, о Бетти и о невесомости, и это было выше моих сил. Я уже говорил, что мысли совсем разных планов.

— Я полагаю, на вашем месте никто бы не справился лучше вас, Джо. Продолжайте, прошу!

— Ну да, продолжалось это какое-то время со взлетами и падениями, как я вам пытался объяснить, а потом я сказал себе: хватит нежничать! Потому что нечего нам было притворяться, и мне, и моей Бетти, раз уж вам все хочется знать.

И вот, держась одной ногой или другой, я начал рукой разоблачать ее. Надо вам напомнить, что она была одета новобрачной со всеми финтифлюшками; очень ей так хотелось, несмотря на обстоятельства: платье длинное, вуаль, венчик с флердоранжем и прочее. Через минуту все эти штучки замелькали по комнате, отскакивая от стен и возвращаясь к нам, когда я их отпихивал слишком сильно, а потом начали плавать в середине. Точно помню. Ведь я оставил свет… А как же еще? В таких условиях темнота была бы слишком опасной. Так вот, все это белое и прозрачное летало туда и обратно перед лампочками, словно облачка, гонимые ветром. Как сейчас помню. Похоже было, будто солнце каждую минуту скрывается и снова появляется! Умереть от смеха! Помню, взглянул я вверх и увидел вуаль с цветочками в метре над ней, — ну в точности венец, как над ликами святых. Я прямо обалдел!

— Но это же было поэтично, Джо!

— А я разве говорю нет? Только я думал не об этом. Меня другое занимало. В ту минуту, понимаете, я хотел любой ценой добраться до постели. Я уже говорил вам, я человек интеллигентный. И я не собирался провести всю свадебную ночь в кресле. Только сначала нужно было все рассчитать из-за этой проклятой невесомости.

И вот обнял я ее покрепче. Рассчитал свой толчок… Да, да, сэр, приходилось рассчитывать, и у меня уже от этого раскалывалась голова! Я оттолкнулся от кресла и ухитрился приземлиться вместе с моей Бетти точно посреди одеял. Я уцепился за ночной столик. Осторожненько уложил мою Бетти на одеяла и сказал:

— Не шевелись, беби… главное, не шевелись! Ни одного движения! Лежи, вытянув ноги, как в море, когда ты лежишь поплавком. Только не дыши глубоко. Закрой глаза и жди меня. Сейчас я к тебе приду.

Она сделала, как я ей сказал, сэр, а сам отлетел к креслу и тоже кое-как разделся. Не хотелось мне пугать ее, сэр, даже в этих проклятых обстоятельствах — ведь она была невинная девушка!

— Подобные чувства делают вам честь, Джо. Продолжайте! — Он заколебался и на некоторое время умолк.

— Да разве такое можно рассказывать? — спросил он, наконец.

Стараясь быть как можно терпеливее, я убедил его, что можно. И он продолжил свой рассказ:

— Так вот, сэр, должен вам признаться. Когда я снял с себя все, что можно, и был голым, как червяк, и когда я увидел мою Бетти тихонечко лежащую на постели в таком же наряде, меня словно ударило электрическим током. Я потерял голову, говорю вам честно. И ни о чем другом не думая, бросился к ней. Ведь мы же обвенчались — какого еще черта?

— Понятно, Джо. Отпускаю вам все ваши прегрешения.

— Понятно-то оно, может, и понятно, но тогда это было неосторожно. Я снова забыл об этой, будь она проклята, невесомости. И снова не рассчитал свой рывок. Да по чести говоря, ничего я не рассчитывал: все было, как это, инстинктивно. И я пролетел над ней и даже ее не коснулся. Пролетел, как планер, над всем ее горячим телом, и не смог ни за что зацепиться. Она лежала в одном метре ниже меня, и я не мог до нее достать. Я врезался головой в перегородку над кроватью и отлетел к перегородке напротив. Представляете, сэр? Я думал — взорвусь от злости!

— Да, вы, наверное, были в ярости, Джо. Ничего себе, ситуация!

— Не знаю, как вы поняли мою ситуацию. Это не так-то просто. Сейчас я вам объясню, сэр, раз уж вы хотите знать все подробности.

Так вот, траектория моего полета, как мне потом объяснил математик нашего экипажа, была горизонтальной. А это значит, попросту говоря, что я летал параллельно кровати в полутора метрах над ней, от одной стенки к другой… Заметьте к тому же, что все эти горизонтальные и вертикальные, над и под — вся эта чепуха ничего не значила; там не было ни верха, ни низа, потому что не было этого сволочного тяготения. Все это я говорю, чтоб вы поняли, где была кровать, на которой моя Бетти лежала как паинька, зажмурив глазки. И я не мог думать ни о чем другом, сэр.

— Понимаю вас, Джо. Она была центром вашей Вселенной.

— Вот-вот… Значит, мотаюсь я от одной перегородки к другой, и заметьте, сэр, на этой высоте обе эти перегородки были голые и гладкие: ни одной трубы, ни одной зацепки! А это значит, для тех, кто понимает в механике, что я не мог изменить свою, как ее, траекторию… Понимаете? Я мог только летать между перегородками — и пролетел раз двадцать с лишком! — а внизу все время лежала моя Бетти, до которой было не дотянуться. Я сходил с ума!..