Александр Звягинцев - Принуждение к любви

- Так что теперь? - спросила я.

- Теперь? Ты хочешь знать, что теперь? - Он даже глаза прикрыл от удовольствия. - А теперь я поимею тебя так, как еще никто тебя не имел. Для начала…

К этому я уже была готова и только сказала:

- Пойдем в спальню?

Мне надо было его немного успокоить. Уж очень он был взведен. Прямо до отказа.

- Нет, дорогуша, никуда мы не пойдем… Раздевайся! Прямо здесь. Снимай с себя все!

И тут я все поняла. Ему надо не просто овладеть мною. Он хочет меня изнасиловать. Зверски, оскорбительно. Ему надо унизить меня и надругаться. До этого мгновения я была уверена, что сам он меня убивать не станет, но бешенство просто душило и мутило его…

Уже ничего не соображая, я бросилась из кухни. Куда? Ведь входная дверь была заперта…

Он тоже, видимо, уже плохо соображая, рванулся за мной, схватил за свитер, я отчаянно дернулась, и он упал…

Я выскочила в коридор, подбежала к двери с намерением барабанить в нее что есть сил, бить ногами, кричать, как можно громче… Но в квартире стояла такая тишина, что она меня буквально оглушила.

Я долго еще стояла, прижавшись спиной к двери, вслушиваясь в каждый шорох. И ничего не слышала. Ни звука.

Прошло какое-то время, прежде чем я нашла в себе силы отлепиться от двери. Осторожно, с трудом делая каждый шаг, я двинулась к кухне. А вдруг он просто затаился там и готов опять на меня накинуться. Но тишина стояла такая, что я поняла - что-то случилось…

Наконец я добралась до кухни. Слыша, как колотится мое сердце, заглянула…

Он лежал и не шевелился. И не дышал. Мраморный угол стола был в крови.

С трудом переставляя ноги, я прошла в гостиную и плюхнулась на диван. Что мне было делать? Звонить в милицию? А когда они приедут, доказывать, что я не верблюд? Где гарантии, что они мне поверят? Особенно после того, как подключатся люди из «Крокета», сам господин Бучма и его покровители? Что они со мной сделают? Что захотят, то и сделают.

Не скрою, у меня вдруг мелькнула шальная мысль позвонить вам, но я тут же от нее отказалась. Что вы могли для меня сделать? Чем помочь? Кто я для вас? Какая-то залетная бабенка, которая вовлекла в темную историю вашего друга и стала причиной его смерти!

И тут я вдруг подумала: да, я виновата в смерти Жени, но зато я отомстила, я своими руками уничтожила того, кто эту смерть задумал и осуществил. И никто другой не смог бы этого сделать, потому что доказать что-либо невозможно.

А может, подумала я, просто уничтожить все следы и уехать домой? И жить как ни в чем не бывало, а если что, говорить, мол, знать ничего не знаю. Я стала торопливо вытирать своим платком угол стола, о который ударился Литвинов, но мне и самой уже было ясно, что это глупость. Захотят - найдут и докажут. Окажется, что кто-то меня видел, кто-то чего-то знает. Все-таки я не зря столько лет проработала в отделе расследований, кое-что понимаю.

И в какой-то момент я совершенно ясно поняла - надо бежать. Бежать из Москвы, бежать из России! Никто меня теперь здесь не хватится, никому я тут не нужна.

Я заставила себя подойти к его телу, аккуратно достала ключи, к счастью, для этого не надо было его переворачивать, и ушла, оставив ключи в двери.

На такси я быстро добралась до дома, собрала какие-то вещи, деньги и тут же помчалась на Киевский вокзал. Взяла билет на первый же поезд до Киева и уже утром была там…

Вот так все это было. Надеюсь, вы не будете меня разыскивать. Зачем? Ведь Женя действительно умер. Его не били, не пытали, даже не запугивали. Я думаю, он просто умер от стыда и ужаса, надвинувшихся на него. Он очень боялся, что вы узнаете, как по-дурацки повел себя он в этой истории. Ему было стыдно передо мной - он боялся, что не выдержит напряжения, что не знает, как защитить меня, и не сможет защитить, если за меня примутся.

Так что не надо разыскивать убийц и виноватых. После смерти Литвинова их нет. Разве что я…

Но тогда вам надо обвинять и Анну Юрьевну, которая рассчитывала эту партию и принимала в ней активное участие. И даже самого себя, потому что вы влезли в нее по чужой воле, а для Жени ваше участие на стороне врагов оказалось страшным ударом.

Вам это нужно? Терзать себя? Разоблачать Анну Юрьевну?

А представьте себе, что сделают из Жени наши с вами коллеги-журналисты, если эта история получит известность? Влез в грязную историю за бабки, а потом помер от страха. На его имени с удовольствием потопчутся. И никому вы не докажете, что все было иначе, не так.

Конечно, подставил его Литвинов, но он и поплатился за это. Перед Женей я виновата, но зато, повторяю, я и отомстила за него. Правда, теперь мне предстоит жить с мыслью, что я убила человека. Да, не нарочно, да, он хотел надругаться надо мной и уничтожить, но все-таки…

Не хочу убеждать вас, что муки совести меня грызут непрерывно и приводят в отчаяние, вовсе нет, но какое-то время, чтобы пережить все это, мне необходимо.

А там, глядишь, пыль уляжется, все забудется, и я снова появлюсь в Москве, по которой вдруг начала скучать. Все-таки Москва, хотя она и не принесла мне счастья, мне как-то ближе…

Почему-то не хочется, чтобы вы думали обо мне плохо…

Да, подумал я, выключая компьютер, ярко выраженная уздечка носика, которую я сразу отметил, не подвела. Верный признак. Девушка лихая до невозможности. Как ловко она расставила позицию - все виноваты, и она не больше других. Но самое грустное, что это - правда. Это так и есть. На самом деле.

Я сам уперся в это признание чуть ли не сразу, когда узнал о смерти Женьки. Любой исход расследования приводил к ужасному для него выводу - он сам влез в грязное дело, запутался в нем и не мог выбраться без потерь. И помочь ему я не смогу, потому что могу только докопаться до правды, а правда ему не поможет. Правда - вовсе не спасение от бед, она всего-навсего приговор. А за приговором следует наказание.

Мой бедный друг, он связался с людьми, возможностей и мотива действий которых даже не представлял. Собственно, я тоже. Я даже не мог себе представить, что людьми в этой истории движут не только страхи и интересы, но и страсти, чувства. Мы все уже привыкли к тому, что за всем стоит борьба за бабки, акции, влияние, должности, и всегда ищем только их, а тут - любовь, ревность, стыд…

Я с такими материями давно уже не работал, поэтому даже смерть Литвинова не направила мои мысли, куда следует, я продолжал копаться в корпоративных интригах и разборках, хотя передо мной была трагедия любви и ревности. Кто бы мог подумать! Если бы я хоть раз задумался о том, что Женька влюбился в эту сообразительную и беззастенчивую дамочку по-настоящему, что Литвинов ревнует до умопомешательства! Но я, увы, мог представить себе что угодно, только не это.