Андрей Колганов - Жернова истории 4 (СИ)

С утра, в Кремле, на заседании военно-промышленного управления Совнаркома, страсти кипели нешуточные. Как и ожидалось, второй и третий пункт повестки дня вызвали ожесточенные споры. Приходилось резать по живому заявки на импортное оборудование, приводя их в соответствие как с валютными квотами, так и с наличием реальных источников поставки – а это ставило под угрозу выполнение намеченных планов. К каким выражениям прибегали спорщики, и какие обвинения вываливали в запале на головы друг другу – это может составить предмет для отдельного рассказа. Единственное, что меня выручало в этом яростном противостоянии – непоколебимая позиция представителя Наркомфина, который стоял прочно, как скала, об которую разбивались бушующие волны требований увеличить валютную квоту.

Хотя обсуждение заказов военной промышленности на оборудование проходило крайне бурно, времени оно отняло не так уж много. И уже на следующий день, в среду, дело дошло до четвертого пункта повестки дня. Председательствующим на этом заседании ЦВПУ был Михаил Михайлович Лашевич, заместитель наркома по военным и морским делам. В отличие от известной мне истории, здесь Лашевич к «новой оппозиции» не примкнул, постов своих за это не лишался, и не был отправлен в Харбин, в руководство КВЖД. Соответственно, здесь и смерть, наступившая в Харбине в 1928 году от неясных причин, его миновала. И он по-прежнему сохранял должность представителя РВС СССР в ВСНХ, и поэтому входил в состав Центрального военно-промышленного управления.

  Переходим к четвертому пункту повестки дня,   сухо объявил он, чуть дернув короткой щеточкой усиков. – Вопрос о принятии на вооружение и постановке серийного производства новых образцов бронетанковой техники. Вопрос по среднему танку Т-24 с обсуждения снимается, как не подготовленный. К настоящему моменту опытный образец испытаний не прошел…

Он сделал небольшую паузу, перелистывая лежащие перед ним бумаги, потом оторвал от них взгляд и продолжил:

  Вопрос о принятии на вооружение и постановке серийного производства зенитной самоходной установки снимается по причине неготовности опытного образца. По той же причине снимается вопрос о бронированном транспортере пехоты. В конце заседания мы заслушаем товарищей о причине срыва государственных заданий по этим образцам вооружений. Таким образом,   подытожил он с явно недовольным видом,   по существу нам остается обсудить принятие к производству самоходной установки СУ-1 с полковой пушкой.

О результатах испытаний докладывали двое – гражданский инженер, представитель Спецмаштреста, и начальник отдела Управления моторизации и механизации (УММ) РККА, военинженер с двумя шпалами в петлицах, член комиссии по испытаниям самоходки.

Сотрудник Спецмаштреста пытался представить свое детище в наиболее выгодном свете, хотя и не мог умолчать о длинном списке замечаний, который был включен в отчет комиссии по испытаниям. Представитель УММ был настроен гораздо более критически:

  Машина сырая, недоработанная! – с нарастающей горячностью говорил он, потрясая сжатой в кулак правой рукой. – Но даже и при устранении всего обширного списка недостатков, – в чем у меня есть большие сомнения, – этот артсамоход не обещает нам таких тактико-технических данных, которые необходимы нашим механизированным войскам. Мое предложение заключается в том, чтобы на вооружение этот образец не принимать, а дать задание на проектирование более перспективной самоходной установки на базе танка Т-24, – подытожил он.

Первым в прениях выступил Михаил Васильевич Ракитин, командир 1-го механизированного корпуса, недавно развернутого в Наро-Фоминске на базе 1-й отдельной механизированной бригады, в моей истории носившей имя К.Б. Калиновского. Сам же Константин Брониславович благополучно занимал пост начальника УММ РККА – катастрофы самолета АНТ-9, на котором погибли он и Триандафиллов, в 1931 году не случилось. По весьма банальной причине, которая от моего вмешательства зависела косвенным образом: 1-я механизированная бригада в этой истории была создана несколько раньше, посему и график всех последующих событий претерпел некоторые изменения. И так получилось, что в день вылета комиссии РККА в Наро-Фоминск тумана с утра не было. Правда, и бригаде теперь имя К.Б. Калиновского не присвоили, но вряд ли об этом стоило сильно горевать…

Ракитин, как и представитель УММ РККА, также отозвался о СУ-1 не очень лестно, однако вывод его отличался от вывода военинженера.

  Самоход этот, товарищи, и вправду очень сырой… Однако нам нужна такая машина. Очень нужна, товарищи!   Ракитин потер рукой бритую голову и замолчал на несколько мгновений, подбирая слова.

– В механизированном соединении,   продолжал он,   танкам просто необходима поддержка артиллерии, которая может идти за ними с той же скоростью по бездорожью. И я предпочту иметь синицу в руках, чем ждать, когда нам спроектируют, изготовят и испытают что-то во всех отношениях прекрасное. Дело это долгое, и, как показывает наш опыт, товарищи инженеры далеко не всегда исполняют свои заманчивые обещания. Поэтому, полагаю, нужно как следует нажать на товарищей из Спецмаштреста, чтобы они устранили те недоработки, с которыми можно справиться в разумные сроки, и пусть они дают нам такие машины! – на этой требовательной ноте он завершил свое выступление

Да, не зря я накануне вечером имел долгую беседу с Григорием Ивановичем Котовским о перспективах развития механизированных войск. Тот и сам был энтузиастом этого дела, и быстренько подключил к разговору командира 1-го механизированного корпуса, который как раз находился в это время по своим делам в здании РВС. Ну, а первый результат этого разговора уже себя проявил…

Однако выступления остальных участников совещания по поводу СУ-1 сулили ей мало хорошего. Признавая, вслед за Ракитиным необходимость такой артиллерийской системы, обсуждаемый образец оценивали крайне неодобрительно.

– Что же это за артсамоход, товарищи, – с пафосом восклицал один из них, – если из него попросту невозможно вести огонь с ходу? Машину так раскачивает, что даже пушку зарядить – и то никак не удается. Тут уж экипажу не до стрельбы! А вы видели, как напортачили изготовители с лобовым листом? – с этими словами он небрежно махнул рукой в сторону ерзавшего на стуле представителя Спецмаштреста. – Для установки пушки в нем проделали такую дыру, что в боевую рубку запросто залетают пулеметные очереди!.. – в подобном же духе вслед за этим оратором высказалось и еще двое военных. Наконец, председательствующий развернул и мою записку, поданную в президиум: