Валерий Михайлов - Мастера Книги

– Да все, что угодно, лишь бы она не ушла, хоть стулом по голове.

– Ты прекрасно знаешь, что я не стал бы этого делать. К тому же все было так неожиданно…

– Вот именно, неожиданно. А разве должно было быть неожиданно, если мы все просчитали? Тебе сразу надо было начинать бить тревогу, как только она отошла от заранее разработанного сценария.

– Да что ты тут распинаешься, – вступил в разговор Тень, – он сам ее выпустил и теперь счастлив.

– Он что, по-твоему, выглядит счастливо? – возразил ему дед.

– Нет, но он тоскует по разлуке с любимой, а не потому, что благодаря его разгильдяйству мы лишились возможности допросить ценного свидетеля. Он же ради нее готов даже хер себе оторвать. Она тут наговорила ему всяких всякостей и тоси-поси, а он и раскис.

– Это что, правда? – строго спросил меня дед.

– Правда, и что? – ответил я.

– А то, что ты – полный урод! Дебил несчастный! Ты же сам знаешь, какая она актриса, знаешь, как умеет она разводить, и ты повелся, как последний лох, поверил каждому ее слову?!

Он театрально схватился за голову.

– Неужели я дожил до такого позора!

– А ты и не дожил, – оборвал я его кривляния, – зато теперь она за пределами ваших возможностей, и я рад, что вы больше не будете использовать ее, как заложницу.

– Ты это слышал? – спросил дед у Тени.

– Успокойся. Если бы мужики не дурели при виде смазливых баб, человечество давно бы уже вымерло. Давай лучше думать, что теперь делать.

– Всыпать бы ему сейчас по первое число, чтобы знал, гнида, как перечить старшим, – предложил с чувством дед.

– Не стоит, – встал на мою защиту Тень, – она – разводило высший класс. Не удивительно, что парень повелся. Ему надо дать немного времени. Пусть подумает, отдохнет. Вот увидишь, он примет правильное решение.

– Ты за него ручаешься? – строго, как секретарь райкома в советском кино спросил дед.

– Как за себя, – ответил Тень. – Кому как не нам знать, что он – хороший парень. Попал вот только под дурное влияние. Ладно, оставим его одного.

– Смотри, он за тебя поручился, – сказал мне на прощание дед.

Когда они убрались, я лег на диван. Мне было настолько тошно, что я разревелся навзрыд. Душа болела так, будто с нее заживо сдирали кожу. Наверно, если бы не надежда на то, что я смогу сбежать от своих хозяев и присоединиться к Алине и не полное отсутствие сил, я бы повесился или вскрыл себе вены, разобрав кассету бритвенного станка, или же выбросился из окна.

Я продолжал выть белугой, пока не зазвонил телефон.

– Серая десятка. Номер 691, – сообщил незнакомый голос.

Что ж, пришло время двигаться дальше, в неизвестность, теперь уже сидя за рулем. И как знать, возможно когда-нибудь, когда я пройду весь этот чертов лабиринт, в конце меня будет ждать встреча с Алиной.

– Загнанных лошадей пристреливают, – сказал я себе, – но не крыс.

Я же был крысой, решившей играть поперек всех правил, и я шел на вы.

Конверт в бардачке машины оказался на редкость тощим. Ни мобильника, ни карты с указанием маршрута, – иногда, когда найти нужный адрес было практически невозможно, или же когда у тех, кто нас обслуживал, было хорошее настроение, мы находили в конверте еще и распечатку с маршрутом движения. Теперь же только сложенный в четыре раза тетрадный листок. У них что, чернила закончились в принтере?

Зато когда я его развернул… Это был почерк Алины! Я смотрел и не верил своим глазам! Неужели сказка начала становиться былью!

«Виталечка, любимый!

Я очень сильно тебя люблю и скучаю не меньше, чем ты по мне. Я очень хочу, чтобы мы были вместе. И у нас есть шанс, но только один шанс. Если ты не захочешь им воспользоваться, я пойму, но я не хочу даже думать об этой возможности. Но ты должен знать: если не выйдет сейчас, не выйдет уже никогда. Поэтому ты должен либо все сделать правильно, либо забыть обо мне. В этом случае можешь спокойно возвращаться домой – мы тебя больше не потревожим. Но если ты меня любишь, а я в этом не сомневаюсь ни одного мгновения, ты первым делом должен найти под сиденьем и прочесть письмо. Оно написано на незнакомом тебе языке, но, несмотря на это, ты должен его прочесть, как будто оно написано по-русски. Текст письма позволит тебе нейтрализовать ментальные паразитические программы, заложенные в тебя Мастерами Книги, и они больше не смогут так быстро тебя отслеживать. На несколько суток ты выпадешь из сферы их влияния, и этого времени хватит тебе на все.

С нетерпением жду нашей встречи.

Твоя Алина».

Этот тетрадный лист оказался для меня лучшим антидепрессантом, и если еще буквально минуту назад я хотел покончить с собой и со всем этим, то теперь я был на седьмом небе от счастья. Но надо было спешить. Наверняка моим сатрапам уже все стало известно, и они мчатся ко мне на полной скорости, чтобы меня перехватить.

Сунув под сиденье руку, я нащупал конверт, в котором оказался лист белой бумаги с отпечатанным на компьютере текстом. Язык действительно был «марсианским». По крайней мере, он не был похож ни на что из того, что попадалось мне на глаза. Какие-то нелепые кружочки, треугольнички, закорючки, которые я внимательно пробегал глазами строчку за строчкой.

Когда я закончил чтение, моя голова буквально взорвалась от боли. К счастью, я сразу же отключился, а когда пришел в себя…

Я был в крови. Кровь текла из носа, глаз и ушей, но к тому моменту, как я очнулся, кровотечение уже остановилось. Кроме этого я облевался, обоссался и наложил в штаны. Несмотря на это я чувствовал себя так, словно с меня сняли тяжелый груз. Так что, несмотря на вонь, мне впервые за долгое время дышалось легко.

Письмо все еще было в моей руке, и, бросив на него взгляд, я увидел, что оно изменилось. Разумеется, рисунок остался прежним, но теперь он обрел для меня смысл:

«У тебя больше нет лишнего времени, так что заводи мотор и двигай в «Ашан», туда, откуда все началось. К сожалению, переодеться тоже не выйдет, так что придется потерпеть.

Удачи».

«Ашан» так «Ашан». Я завел двигатель и рванул с места, как насмотревшийся всяких там «Форсажей» малолетний придурок. Впереди была встреча с Алиной, и все остальное уходило на задний план. Я даже не подумал о том, как я буду смотреться в таком вот виде на людной стоянке, или что я скажу, если меня остановят менты.

Вскоре эйфория начала проходить, уступая место не очень-то приятной реальности. В машине воняло, несмотря на то, что все окна были открыты, а одна только мысль о том, что мне придется еще несколько часов просидеть в собственных какашках… От таких дум я пару раз чуть было не устроил аварию, но мне все-таки удалось взять себя в руки.