Анастасия Эльберг - Бессонница. След

— По правде сказать, нет, — улыбнулся Эдуард. — Это приятный сюрприз.

— Глядя на него, можно подумать, что он сейчас умрет от ужаса. — Мара огляделась, не отпуская моей руки — создавалось впечатление, что она боится потеряться и отойти от меня хотя бы на шаг. — Ну, когда уже будет обед? Я проголодалась!

— Это выставка, а не ресторан. Может быть, тут будет шведский стол, но не думаю, что стоит надеяться на что-то серьезное.

— Вот так всегда, — вздохнула Мара. — Что это за мероприятие, где тебе дают шампанское, но не предлагают закусить чем-нибудь легоньким?

Тем временем молодая журналистка (я знала ее — это была Адриана Гейбл, она работала в издательстве «Сандерс-Пресс», занимала должность заместителя Оливии и, конечно, такая новость, как новая выставка Эдуарда Муна, не могла пройти мимо нее) продолжала задавать вопросы.

— Вы не выставлялись почти год, господин Мун.

— Восемь месяцев, — вежливо уточнил Эдуард.

— Как я понимаю, многое изменилось за эти восемь месяцев? У вас теперь совсем другой стиль. Ваши картины теперь… не такие светлые, как раньше. Как вы можете прокомментировать эти изменения?

Эдуард посмотрел на гостей, которые медленно расхаживали взад-вперед и изучали картины, иногда подолгу останавливаясь перед очередным полотном.

— Я пришел к выводу, что так будет честнее, — ответил он коротко.

— Честнее? — переспросила Адриана. — Вы хотите быть честным с вашими поклонниками? С критиками?

— Я хочу быть честным с самим собой. То, что думают о моем творчестве мои поклонники и мои критики — это их личное дело.

Адриана натянуто улыбнулась и спрятала диктофон в сумочку.

— Я слышала, что у вас много планов, господин Мун. В частности, вы хотите открыть собственную школу живописи, в которой будут специальные классы для детей с ограниченными возможностями, а также для детей, родители которых стеснены в средствах. Это на самом деле так?

— Да.

— Это будет первая школа живописи в Треверберге, если я не ошибаюсь?

— Да.

— Мы слышали, что ваш проект будет финансировать мисс Паттерсон… это правда?

— Да.

Эдуард явно не был настроен на интервью — это было понятно по односложным ответам и прохладному тону. Пару секунд Адриана сконфуженно молчала, а потом ей улыбнулась удача: стоявшие рядом с нами гости расступились, пропуская вперед Изольду Паттерсон и Уильяма Барта.

— Легка на помине, — прокомментировала происходящее Мара и добавила язвительно: — Выставка — отличный повод выгулять очередное платье за тысячу евро.

— Господин Мун, — обратилась Изольда к Эдуарду, — похоже, длительный творческий отпуск пошел вам на пользу. Картины чудесны. Я решила приобрести одну, но мы еще не посмотрели все, так что, скорее всего, мне понравится что-нибудь еще.

— Спасибо, мисс Паттерсон. Похвала ценителя живописи приятна вдвойне.

Адриана воспользовалась короткой паузой и заговорила с Изольдой.

— Мы с господином Муном как раз обсуждали будущий проект школы живописи, — сказала она. — Вы будете финансировать его, мисс Паттерсон, если я правильно понимаю. Вы можете коротко рассказать о причинах такого решения?

Я готова была поклясться, что от официального тона этого вопроса у Изольды заныли зубы, но воспитание не позволило ей продемонстрировать подлинные чувства, а поэтому она улыбнулась — совершенно искренне, так, как улыбалась многочисленным журналистам и фотографам — и кивнула.

— Конечно, мисс Гейбл. Я думаю, что лучше вложить деньги в проект школы живописи для детей, которые не имеют возможности учиться в других городах или же в школе имени Уильяма Тревера, чем в проект сто двадцать пятого дворца культуры или тысячной сети отелей. Так и запишите. Слово в слово.

— Когда вы планируете начать реализацию своих планов?

— Не люблю откладывать дела в долгий ящик. Думаю, что мы начнем уже на следующей неделе. Извините. — Изольда повернулась к своему спутнику и протянула ему чековую книжку. — Билл, пожалуйста, купи ту картину с замком. Я буду спокойна только тогда, когда ее упакуют и напишут на ней мой адрес. И не торгуйся: это производит плохое впечатление, когда речь идет о произведениях искусства. Тут выставка, а не аукцион.

Воспользовавшись моментом, Эдуард отошел от Адрианы на безопасное расстояние, и мы последовали за ним.

— Если сама Изольда Паттерсон покупает у меня картины, значит, выставка удалась, — улыбнулся он.

— Да я бы сама не отказалась приобрести парочку. — Мара скользнула взглядом вдоль стены. — Не знаю, что у тебя щелкнуло в голове, но теперь ты рисуешь на порядок лучше, чем раньше! Дурное влияние Кристиана, а?

Эдуард рассмеялся, остановился у одной из картин и сделал нам знак приблизиться.

— Если уж на то пошло, посмотрите: вот одна из его картин. Ни у кого из современных художников нет такого мазка кисти — слишком размашистый и тяжелый. Сразу видно, что это очень опытная рука, и что человек рисует не один год и даже не один десяток лет.

— Что тут делают его картины? — поинтересовалась Мара.

— После отъезда он отдал мне часть полотен и дал свое согласие на то, чтобы их выставить. Если нам удастся их продать, то деньги пойдут на проект школы, а кто-то приобретет великолепную картину.

На картине были изображены две женщины: блондинка в светлых одеждах и брюнетка в черном. Они стояли лицом к лицу и искренне улыбались друг другу. Блондинка держала руки на виду: они были повернуты ладонями вверх в доверительном жесте. Брюнетка же держала руки за спиной и сжимала в пальцах кинжал с тонким лезвием.

— Безоружный свет и вооруженная тьма, — раздался за нашими спинами незнакомый женский голос, и я обернулась для того, чтобы разглядеть его обладательницу. — Тьма всегда на страже и защищает свет или же просто пользуется его наивностью для достижения своих эгоистичных целей? Я склоняюсь к последнему, а вы?

Светловолосая девушка в темно-синем платье из тяжелого бархата подошла к картине, прикоснулась к раме, осторожно провела по ней пальцем и остановилась в правом нижнем углу холста — как раз в том месте, где знакомым мне готическим почерком был выведен инициал «В».

— Каждый, кто видел его картины, говорит, что он гений, — продолжила девушка. — Они говорят: в этих картинах скрыто что-то мистическое, слишком большое для того, чтобы обычный человек смог постичь их истинный смысл. Интересно, он гений даже среди бессмертных?

Затянувшуюся паузу прервал Эдуард.

— Он на самом деле очень талантливый художник. Самый талантливый из тех, кого мне доводилось встречать. Мало кто понимает его работы, но те, кто понимает, признают, что это — поистине бездонная глубина.