Виталий Амутных - ...ское царство

— Да также, наверное, как и все теперь, — с охотой откликнулся он. — Сейчас хлебнем чего, проедетесь, — посмотрите. Я вам компанию, пожалуй, составить не смогу.

— Ну, ладно, мы здесь не для того. Местные памятные камни будем осматривать в другой раз. Ты звонил — говорил, у вас тут другие достопримечательности имеются. Созрели. Разжирели. Озверели. И ждут нас не дождутся, — поторопился перейти к делу Вятичев. — Мы, можно сказать, ради них, сладких, все дела побросали. Рассказывай.

Гариф сладко зевнул, потянулся:

— Встал сегодня рано… — сказал. — Может, пивка возьмем?

— Никакого пива, Гарик, — возмутился Святослав. — Во всяком случае, пока. Ты, как местный егерь, обещал стоящую дичь подготовить. Где?

Глядя на то, как Гариф не торопится с ответом, стащил с плеч плащ, сверил время на своих ручных часах с тем, которое показывали нелепые часы с кукушкой, криво висящие на бежевой в полоску стене, можно было сделать вывод, что он в последний раз углубленно и досконально обдумывает ситуацию, пытаясь и так, и этак просчитать ее развитие и результат. Как знать, может, в этот момент им владело искушение отказаться от столь зыбкого авантюрного предприятия и попытаться вернуться к покойному мутному течению обыденщины. Разумеется, я не мог знать всех перипетий жизни этого человека, и меня просто сжигало неразрешимое желание сопоставить его жизнь с жизнью персонажа, наичудеснейшим образом разделившего с ним вовсе не дюжинное имя. Но, по всему видать, обстоятельства Гарифа поджидали не слишком радужные, и действительность не торопилась принимать его до выполнения им назначенных деяний.

— Я же говорил тебе, Слава, — наконец начал он, — что вариант этот очень уж шаткий. Нужно, чтобы действительно где-то там, на небесах были очень заинтересованы в его осуществлении. Я даже не знаю, сколько шансов из сотни мы имеем… Может быть, одну тысячную шанса.

— Но предмет-то интересный? — решил я сократить подзатянувщуюся преамбулу.

— Да! Да! — тут же поддержал меня Святослав.

— Предмет-то знатный, — криво усмехнулся Гариф, — но дело абсолютно безрассудное. Это гигантское насекомое, чья плотоядная воля не ограничивается практически ничем. И, точно осы матку, несметная свита стережет ее преуспеяние пуще зеницы ока. Подобраться к ней невозможно никому и никогда.

— Но… — начал было я.

— Но-о… — продолжил мою мысль Святослав.

— Но проруха может свалиться даже на старую тертую упыриху. В непробиваемой стене обстоятельств все же иногда образуются едва заметные лазейки… Разумеется, если то бывает угодно хозяину наших судеб.

— «Хозяину наших судеб»! Прекрасный слог, — не удержался, оценил я. — А, если конкретнее?

Было видно, что Гариф немало волнуется. За стекляшками-словами, произносимыми им, просматривались немилосердные образы и жгучие события, уже привычно, как видно, терзавшие его сердце. Но сердце, чай, не смогло стерпеться с той болью, и боль сообщала речи потешную звенящую приподнятость.

— Конкретнее? — никак не откликаясь на мою язвительность, продолжал Гариф. — Тут Роза ни с того ни с сего затеяла вдруг воздвигать еще один дворец в двух-трех километрах от кольцевой дороги. Зачем он ей еще один, знает, понятно, только она одна. Но факт остается фактом… Ну, а начальником, так сказать, строительства она назначила меня. Ничего особенного не требуется, так, следить в срок и в полном ли объеме проводятся работы… Вот я там и шалберничаю день за днем на лоне цветущей среднерусской природы.

Мучимые нетерпением, мы с Вятичевым переглянулись.

— Собственно, ничего пока на том участке, кроме основ будущего фундамента и нет. На соседних участках та же картина. Сама земля там не так давно принадлежала колхозной пашне, да вот теперь будет служить другим задачам. Но фундамент строится тот еще. Вот уж будет крепость так крепость. Но дело не в том. Я сразу предупредил, что шансы у нашего предприятия ничтожные. И все-таки есть надежда, что не далее, как послезавтра Роза собственной персоной посетит этот незадачливый уголок.

— Да с чего ты…

— Ну, знаешь…

В один голос заговорили я и Святослав. Но Гариф, и на секунду не осекшись, уверенно перебил нас:

— Понятно, что делать ей там до окончания строительства вроде бы и нечего. Но, говорю, есть у меня такое подозрение, что явится она туда, и явится именно послезавтра. Никаких гарантий я дать не могу. Но с гарантиями в этой жизни вообще большие проблемы. Можно попытать счастье — это все.

— Это все?! — вновь хором возгласили мы.

— Так вот, если химические процессы в ее мозгу будут протекать по прежнему образцу, и ничего там не замкнет, — значит, она все-таки появится. Она прибудет, безусловно, в сопровождении какой-то охраны. Может быть, в этом случае охраны будет не слишком много. И, если Розочка все-таки объявится, — будет организован небольшой, как бы импровизированный, пикничок. Насколько я успел изучить околоток, рядом есть одно пригодное для этого место. По дну вытянутой балки пробегает ручей. Склоны кое-где укрыты кустарником. Кусты те не настолько густые и высокие, чтобы производить впечатление возможного укрытия чужанина…

Мы с Вятичевым ловили каждое слово того рассказа. И, похоже, мысли наши, связанные единым порывом, уже обратились в нераздельный помысел, параллельно владевший, как моим, так и его сознанием, так, что я ничуть не подивился, когда Святослав вдруг выговорил слова, готовые сорваться с моего языка.

— Только впечатление? Или там действительно укрыться никак нельзя?

— В том-то и дело, я специально исшагал все эти косогоры, и могу сказать с уверенностью, что место для засады найти там возможно.

— Эх, если бы только твоя Роза Цинципердт… — вырвалось у меня.

— Цинцинат, — поправил меня Гариф.

— Ну да, Цинцинат, если бы только она не расхотела понюхать полевых цветочков.

И Святослав досадливо стукнул себя кулаком в коленку.

— Я же сразу предупредил, — говорил наш лазутчик, — что это всего лишь тень шанса. Может, она приедет и тут же уедет. Может возьмет с собой две сотни наймитов. А, может, и вовсе не появится. Тут уж действовать можно только наудачу.

Тем не менее он поднялся с места, повертел так и сяк свой плащ, лежавший в углу видавшего виды дивана, достал ручку, блокнот, именуемый теперь органайзером, вырвал из блокнота листок, и перебрался к широкому, стоявшему возле окна, полированному обеденному столу, украшенному уродливой синей вазочкой.

— Вот, смотрите, — сказал, словно отдал команду.

Мы тотчас бросились к столу, и вот уже три головы склонились над линованным прямоугольником листа. Гариф чертил план-схему, сопровождая тот процесс короткими пояснениями: где юг, где запад, в котором часу где находится солнце и какова протяженность тех или иных объектов. Вдохновенно мы вместе вырабатывали стратегию наших действий в конкретных предлагаемых обстоятельствах, неоднократно обговаривая каждую деталь, не упуская из виду всякий непременный и всякий вероятный поворот событий. И чуднее чудного казалось то, неужто этот план действительно создавался в ту самую минуту в неказистой квартирке над древесностружечной плитой на четырех ножках, крытой полированным ореховым шпоном. Возможно ли, что тот проект не был сочинен в самом начале начал насколько изощренным, настолько и потаенным сценаристом?