Михаил Костин - Третья сила

Пантор кивнул.

— Поплыли. Больше здесь делать нечего.

Черный смолянистый дым мощным столбом поднимался в небо. Мятежная деревня в долине сгорела дотла. Крики стихли, пламя спало, теперь там, где воспротивились его закону, дымились угли. С высоты соседнего холма верхом на черном жеребце на долину смотрел Мессер. Новости застали его в кабинете: деревню взяли, бунт подавили. В другой раз он лишь принял бы это к сведению, но не теперь. Деревню взяли. Лорд бросил все дела и велел седлать лошадей. Бунт подавили. Он гнал коня так, что охрана отстала. Только Бгат оставался рядом. Он теперь всегда был рядом.

Мессер торопился, сам не зная к чему и зачем. Но прискакал к черным дымящимся головешкам. За плечом закашлялся Бгат. Маг повернул голову, поглядел на начальника охраны пустыми глазницами.

— Гарью пахнет, — словно оправдываясь, сказал тот.

— Не чувствую.

— Не переношу запах гари.

— Давно?

Бгат не ответил, лишь неопределенно качнул головой. Впрочем, вопрос был риторическим.

Подъехала охрана. На пожарище смотрели с любопытством и страхом. Мессер тронул поводья и погнал коня вниз. Там, на краю сожженной деревни, толклась горстка людей, окруженных военными. От толпы отделились несколько фигур, ринулись навстречу, но, увидев изящного всадника в балахоне, приостановились и приветствовали.

Узнали.

Мессер подъехал ближе, остановил коня. Оглядел хмурые, покрытые копотью и грязью лица. Солдаты заискивающе улыбались, но они его сейчас интересовали в последнюю очередь. Лорд вглядывался в лица пленников. Женщины среди них не было, и он почувствовал облегчение. Подошел командир отряда, заговорил что-то доблестно-дежурное, Мессер слышал голос, но не понимал слов, будто забыл на минуту речь. Голос тек мимо.

— Не сейчас, — оборвал он рапортующего сержанта. — Выведите ко мне того юношу. Я хочу с ним побеседовать.

Мессер говорил тихо, мягко. Слова звучали бархатно, интеллигентно, но приказание исполнилось мгновенно. Винни был грязен и оборван. Мессер невольно подумал о том, что здесь произошло, как они сопротивлялись, если юноша выглядит хуже нищего бродяги. Он махнул рукой, требуя следовать за ним, и тронул поводья. Через сотню шагов остановил лошадь, спешился. Рапортовавший сержант, что вел Винни, встал рядом.

— Оставьте нас, — попросил Мессер.

— Но, лорд Мессер, — опешил сержант, — это преступник.

— Я знаю, кто это, — мягко проговорил маг. — Оставьте нас.

Тот поклонился, хоть и с явным неодобрением, пошел обратно. Когда он удалился на порядочное расстояние, Мессер посмотрел на юношу.

Винни стоял рядом. Грязный, оборванный, но лицо его было удивительно светлым и спокойным. Ни тоски, ни сожаления, ни злости, ни страха.

— Я же тебя предупреждал, — мягко произнес Мессер.

— Предупреждал, — кивнул юноша.

— Просил.

— Просил.

Мессер замолчал. Разговор превращался в фарс, а он не хотел балагана. Все было слишком серьезно.

— Зачем? — спросил маг наконец.

— То же самое я могу спросить и у тебя, — улыбнулся юноша. — Ты же сам научил меня быть человеком.

— А я, по-твоему, уже не человек?

Винни не ответил. Подул ветер, притягивая запах гари, растрепал волосы Винни, поиграл капюшоном мессеровского балахона. Мессер сдернул капюшон с головы. На юношу уставились пустые глазницы.

Зачем он это сделал? Кому что пытался доказать? И что доказал?

— Где Нана? — спросил Мессер тихо.

Юноша пожал плечами. Кивнул на пожарище.

— Может быть, осталась там. Может быть, убежала.

— Может быть?

— Если так проще для твоей совести, считай, что убежала, — усмехнулся Винни.

Он был до омерзения спокоен. Его не трогало, кажется, ничего. И это невероятно злило.

— Сейчас, — тихо произнес лорд, — ты ударишь меня. Сильно, чтобы я упал. Потом сядешь в седло и поскачешь так быстро, как только сможешь. Тебя не догонят. Не смогут догнать.

Винни поглядел с интересом.

— Зачем?

Мессер скрежетнул зубами. Захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть больше ничего этого. Зажмуриться. Но не было ни глаз, ни век.

— Просто беги.

Юноша покачал головой.

— Не обманывай ни себя, ни меня. Я не побегу. Бежит тот, кто боится. Я не боюсь, Мессер.

— Тогда мне придется…

Мессер осекся. Слово застряло где-то на подходе, и он так и не смог его произнести.

— Я не боюсь, Мессер, — улыбнулся Винни.

Лорд посмотрел на него. Смотрел долго, будто стараясь запомнить. Потом резко отвернулся и махнул рукой. От толпы отделились Бгат и сержант. Начальник личной охраны подоспел первым. Впрочем, второй отстал от него не сильно.

— Сержант, на этом все. Заберите этого, — Мессер кивнул на юношу, — и вздерните вместе с остальными преступниками. — Голос Мессера звучал удивительно ровно, холодно и безразлично, как сходящая лавина. — А когда закончите, возвращайтесь в город. Едем, Бгат, нам здесь больше нечего делать.

Лорд взлетел в седло и погнал коня прочь. На Винни он больше не посмотрел и не оглянулся. Нельзя оглядываться назад. Нужно смотреть вперед. А впереди теперь был Лупа-нопа, остров Витано и золотой век. Счастье для всех.

Над морем стоял густой непроглядный туман. В нем тонули борта яхты, воды видно не было, но слышался плеск волн. Тихий, легкий.

Двое смотрели в молочную дымку, опершись о борт. Один рыжий, другой задумчивый.

— О чем задумался, Пантей? — Рыжий пихнул приятеля локтем в бок.

Тот поморщился не то от тычка, не то от обращения, но смолчал. Так и стояли в тишине и тумане еще какое-то время.

— Знаешь, — проговорил наконец Пантор, — я все время вспоминаю этих северных магов. Кшишта видела в нас опасность. Здойль считал, что нас и Книгу надо уничтожить, потому что мы угрожаем миру.

— И?

— Все было бы понятно, если бы Кшишта была злом. Но она не зло. Она спасает людей. И Здойль. Ведь получается, что он даже не для себя старался. Не для собственной выгоды. Если то, что он сказал, — правда, то он совершенно точно не зло.

— Не пойму, к чему ты клонишь, — нахмурился Винсент.

Подул легкий влажный ветерок. Прохладный. Пантор зябко поежился.

— Если он не зло, выходит, зло — это то, чему он противостоял. Странно, но я себя злом не чувствую.

Рыжий поглядел на приятеля непривычно серьезно.

— Знаешь, мне кажется, ты переиграл с толстяком в фигуры. Это только на доске есть беленькие и черненькие, а в жизни все иначе и цветов больше. Нет добра и зла. Это сказки. Есть правда и неправда.