Марина Дяченко - Пандем

– Неважно, – мальчик махнул рукой. – Потом поймешь.

Ким долго смотрел на него. Пандем отвечал ясным, безмятежным, слегка ироничным взглядом.

– Я не верю тебе, – сказал Ким.

«Очень жаль», – сказал мальчик, не разжимая губ. Кима передернуло.

– Извини, – пробормотал Пандем. – Это этап. Это не сразу. Я понимаю, конечно.

– Да, – сказал могильщик, глядя на купюру в руках Кима. – Обычно в день по десятку, а сейчас – хрен ли! На прошлой неделе старикашка лет под сто, на позапрошлой – старуха… А так… Не мрут. Гробовщики лапу сосут. Прогорают. Оркестр простаивает. Блин. У меня курево закончилось… Хоть работу кидай. Хоть сам иди и кого-нибудь пристукни. – Он засмеялся, приглашая и Кима порадоваться шутке, но тот молча протянул деньги и пошел прочь.

Пандем ждал его на узкой скамеечке под жестяным флажком автобусной остановки. Сидел, спрятав ладони в рукава. Не говоря ни слова, Ким подошел и уселся рядом.

– Пока нет возможности устроить полное бессмертие, – сказал Пандем, будто извиняясь. – Потом. Когда выйдем на звезды.

– Мы выйдем на звезды?

– Разумеется. Мы заселим весь космос. Еще при твоей жизни, Ким Андреевич. Твои дети, возможно, будут первыми бессмертными.

– Ты – сумасшедшая компьютерная программа? – неуверенно спросил Ким.

Пандем рассмеялся – веселый школьник, обаятельный девятиклассник из хорошей семьи:

– Я – паровая машина нового поколения. Искусственный мальчик на диодах и транзисторах. Материализовавшаяся ноосфера. Взбесившаяся программа, разумный вирус, да как угодно меня называй, я соглашусь и не обижусь… Послушай, Ким. Тебе осталось пройти совсем немного. Ты поверишь мне и… и успокоишься.

– Зачем тебе нужно, чтобы я поверил?

– Затем, что я хочу посоветоваться.

– Со мной?!

– Не только… За последние несколько дней я огорошил своим присутствием пару-тройку миллионов по всему миру. Разных людей, но в основном скептиков. Все они сейчас проходят свой путь, некоторые уже прошли… Они – островки, семена, вокруг них нарастет знание обо мне, как нарастает новая кожа вокруг подсаженных на рану лоскутков. Двадцать девятое февраля не повторится, нет, теперь-то я стал умнее…

– Сколько тебе лет? – спросил Ким, содрогаясь от внезапной догадки.

– Я взрослею, – тихо отозвался Пандем.

– Скажи, – Ким облизнул губы, – ты бы мог… просто отменить взрыв? Или пусть бы машина вообще не перевернулась? Мог?

– Мог. – Пандем помрачнел. – Но ты уж меня прости… У тебя слишком здоровая психика, слишком уверенные представления о том, что бывает и чего не бывает. А после аварии твоя уверенность поплыла, картина мира ненадолго размылась, и в эту картину смог пролезть я, и ты не успел объяснить себе, что меня не бывает… Понимаешь?

Ким долго смотрел на него. Потом протянул руку; в сантиметре от плеча Пандема рука дрогнула, замерла. Киму пришлось сделать над собой усилие, прежде чем он коснулся сидящего рядом подростка.

– Это форма, – мягко сказал Пандем. – Мне не обязательно иметь человеческое тело, как ты понимаешь. Просто так – удобнее.

– Тебе?

– Тебе, – Пандем глядел на Кима по-прежнему весело и открыто. – Человек говорит с человеком. Это естественно.

Клиника была пуста. Перед телевизором скучали медсестры, уборщица лениво водила тряпкой по подоконнику. Двери в палаты стояли настежь – во все, кроме пары-тройки последних, где сохранилось еще несколько больных, либо слишком недоверчивых, либо намеренно спекулирующих вниманием сиделок и родственников.

Драгоценная аппаратура молчала. Лаборатория бездействовала. Большая часть персонала прохлаждалась в отпусках, меньшая сидела в кабинетах, бесцельно перекладывая бумажки.

Один только заведующий был при деле. Он заканчивал монографию и дикую – ненормальную – скорость создания столь фундаментального труда объяснил без кокетства:

– Гонки, мой мальчик. Кто первый опубликует исследование – тот получит все.

Ким глядел на стопку распечаток с диаграммами и графиками. Кто-кто, а шеф оставался в своем уме. Шеф был настоящим, обыкновенным, привычным, как вода, которая ищет дорогу вниз. Шеф переваривал чудо, подобно большому ходячему желудку, усваивал, превращая в источник благ; шеф был косвенным доказательством реальности Пандема. Одним из доказательств.

…В тесной комнатушке, отведенной под архив, пахло странно и тяжело – как будто весь воздух клиники, прежний воздух, пропитанный болью и немочью, собрался теперь здесь, спрессовался вокруг старых шкафов, заняв последнюю линию обороны. Папка под названием «Прохоров» уже успела покрыться слоем пыли.

Ким уселся за канцелярский стол, над которым нависала хирургически-яркая лампочка в белом, как колпак медсестры, абажуре. Резкий свет упал на исписанные листы, описания исследований и результаты анализов; Ким извлек из-под бумаг рентгеновские снимки.

Вот первый, сделанный полгода назад в районной поликлинике.

Вот второй – спустя полмесяца в городской больнице. Вот третий, сделанный при поступлении в клинику; опухоль разрастается со страшной скоростью, не оставляя надежд.

Вот два последних – второй был сделан потому, что Ким не поверил первому.

Ким потянулся, чтобы открыть форточку. Спертый воздух архива давил на него, как больничная подушка.

«Систематизированный бред – стройная логичная система, объясняющая причины и механизмы возникновения того или иного явления. Проработан в мельчайших деталях, поэтому внешне правдоподобен. Как и любой бред, не поддается коррекции, однако благодаря своей строгой логичности обладает свойством инфицировать окружающих. Как правило, систематизированный бред является застарелым и слагается много лет. В отличие от хаотического или ситуативного бреда внутренне непротиворечив».

Утром (пять ноль три на дисплее электронного будильника) Ким осторожно выбрался из-под одеяла и нащупал ногами тапочки.

Арина спала. В последние несколько дней ее депрессия и страхи, слава богу, почти совсем улеглись.

Ким пробрался на кухню и прислонился лбом к темному оконному стеклу. Внизу, во дворе, горели желтые фонари. Их отблеск лежал на белом боку холодильника, на циферблате лунных часов, тепло подсвечивал привычные очертания и детали дома, каким представлял его Ким и каким он нужен каждому человеку.

«Приснилось, – подумал Ким. – Сон. Все приснилось. Прочь. Вот и утро…»

Он открыл холодильник, вытащил пакет с яблочным соком. Взял с полки стакан; сок был холодный, такой холодный, что ломило зубы.

– Я не сплю, – сказал он вслух.

– Конечно, – тихо ответил Пандем.