Александр Казанцев - Взгляд сквозь столетия

Колико не могу я похвалиться учтивством и благосклонностию того народа, среди которого я жил, и благоволениями моих начальников по лишении моего родителя, и изображение, что я есть яко изгнанник из отечества моего, влагало в сердце мое такое огорчение, которое в самой наружности моей являлось. А сего ради, когда в 1765 году определено было послать войска в французские селения в Восточной Индии, тогда я охотой просился туда быть послан, и в сем удовлетворял я и возгнездившемуся внутри сердца моего огорчению и моему непомерному любопытству. И тако в сем году, на двадцать первом же от моего рождения, я в Индию отправился.

Прибыв туда, как в Пондишери{19}, так и в разных других французских селениях, равным же образом подаваемым мне комиссиям, пребывал одиннадцать лет, и между тем немалое время на Коромандельских брегах, где я имел случай спознаться и подружиться с единым знатным брамином Паднапаба, который, по особливому ко мне благоволению, изучил меня священному их языку, называемому санскрит{20}.

В 1774 году, когда я уже был на тридцать шестом году от моего рождения, получено было приятное для меня известие, что нынешний швецкий король Гусстав III, разруша все партии, толико лет раздирающие Швецию, приобрел себе пристойную королю власть{21}, без нарушения прав и вольности Швеции, которая, по учению монархического правления, более нежели прежде в Швеции процветает. А понеже само желание таковые перемены было причиною несчастий родителя моего и моих, то я немедленно принял намерение проситься о возвращении в Европу и оттуда намерение взял ехать в Швецию, просить о восстановлении памяти родителя моего и о возвращении мне его имений. По одиннадцатилетнем пребывании в сих отдаленных от Европы местах, не можно было мне сего отказать. Я был отпущен, и на фрегате «Надежда», на коем был капитан г-н Б., в исходе ноября месяца сего самого года, из Пондишери отправился в Европу.

Декабря 12 числа, уже по исчислению нашему, считали мы себя быть близ мыса Доброй Надежды, когда сделалась вдруг превеликая и необыкновенная в сих местах буря. Ветер был со стороны северной, которому никакое искусство мореплавателей сопротивляться не могло, и мы были посреди беспрерывно продолжающегося мрака и при сильном дыхании ветра несены на полдень к полюсу антарктическому. По шестидневном беспрестанном страдании, среди сильных валов морских, в которые мы потеряли две свои мачты, когда уже корабль, разбитый и поврежденный, во многих местах впускал в себя воду, и уже мы иного, окроме смерти, не ожидали, вдруг буря утишилась. Декабря 19 числа блистающее солнце оказалось и остался токмо посредственный прохладный ветерок, несущий нас к полудню. Конечно, вдруг такая перемена долженствовала в нас произвести совершенную радость, но мы и при утишении бури зрили себя в такой же опасности, какую и в саму бурю ощущали, то есть что поврежденный от биения вод корабль наш повсюдова воду впускал, и все помпы, которыми действовали беспрестанно, не могли не только достигнуть сделать уменьшения влияния воды, но паче она умножалась, и следственно ежеминутно мы должны были ожидать, что корабль наш потопит. Однако капитан, г-н Б., взял высоту и нашел, что мы были в 58½ градусах полуденной широты, то есть в таком месте, куда еще, колико известно, ни один европейский корабль не проникал{22}, ради великих льдов, окружающих антарктический полюс, и считалось невозможным туда проникнуть. Но ко удивлению нашему мы их тогда, окроме малых льдинок, не видали.

В таком мы были состоянии, когда новая опасность нам стала угрожать, то есть, что часть корабельных служителей взбунтовалась и приняла намерение, сколько их поместиться могут на находящемся боте на корабле, уехать. Сие возмущение произвело некоторое ослабление в работе, ибо единые, неповинующиеся своим начальникам, спускали бот, накладывали припасы, другие старались их до сего не допустить, а работа выливки воды ослабевала, и корабль водою наполнялся.

Тогда г-н Б. старался их увещевать к пребыванию на корабле, представляя отдаленность от всех мест знаемых, куда бы им пристать, дальность мореплавания и должность, которой они обязаны друг другу, что отъездом своим в конечную погибель всех сотоварищей своих приведут; напротив того, по видению некоторых морских птиц, которые обыкновенно не в дальнем расстоянии от берега живут, он надеялся найти какую землю. Если же и в сем ошибается, то, конечно, огромные льды, окружающие антарктический полюс, не могут быть далеко, то он может хотя к какой льдине пристать и сделать исправление корабля, а тогда и все спастися могут. В случае же неудачи всего сего, предлагал им взять еще на себя терпение на сутки, ибо он предвидит, что с выливанием воды толикое время еще корабль не потонет, и когда в сие время никакой надежды на спасение не получат, то могут, севши на бот и привязав сделанный из досок корабельных плот, все к единой части для спасения своего себя подвергнут. Но он говорил не слушающим его слов, и уже многие стали сходить на бот, а другие им сопротивлялись, и едва еще при сем случае кровопролитие не произошло, когда вдруг один матрос, сидящий на последней нашей мачте, закричал, что он видит несколько лодок, и кажется, что вдали и земля ему видна.

Каждый может себе представить, коликую сие перемену во всех нас произвело; мы зрили себя погибающих, а тут надежда к жизни обновилась, неповиновение престало, и все с усердием кинулись выливать воду, которая в бывший беспорядок в корабль натекла, да капитан и другие побежали на мачту и, смотря в трубу, удовольствие и удивление их паче умножилось, примечая, что не только видят землю, но землю населенную и вид града имеющую. А между тем, к вящему нашему ободрению, ветер немного усилился, и корабль был весьма скоро несен к желаемому пристанищу. Уже мы с самого корабля начинали видеть землю: чрез трубу усматривали построенный хороший град — тут, где мы только думали льды или по крайней мере пустую землю, или населенную варварскими народами обрести. Мы мало почти давали вероятия очам нашим, когда еще новое обстоятельство нас удивило: сие есть, что узрили мы из-за единого мыса вышедшие два великие гребные судна, которые, как мы после увидали, были строением своим смешение морской архитектуры: индейских народов и европейской, имели мачты и паруса, и снабженные великим числом людей, которые к нам прямо шли. Сие удивление, однако, смешано было с некоторою опасностью, ибо хотя по всему, что мы зрили и могли надеяться найти тут народ изучный и в обществе живущий, который и не мог варварским быть, но состояние наше было такое, что нам возвратиться было не можно, и хоть бы и к каннибалам в руки попались, должны были и на сие решиться.