Линор Горалик - Выживальцы

Это была громадная страна, больше родного Серена, в ней жили сто человек, не меньше. Вальди вспомнил старую сказку о пряничном домике, и в Валдении все дома стали пряничными. Люди ели, просто отламывая куски от стен, а стены тут же выращивали на этом месте новый свежий пряник. Там текла молочная река-кисельные берега, и все приходили вечером на берег и ели кисель, запивая молоком. Там повсюду были разбросаны консервы в банках, и никто не следил, уносишь ли ты их домой.

Вальди засыпал очень быстро, а спал тяжело. Всю ночь ему снилась какая-то чушь, наутро он ничего не помнил, но просыпался разбитым и заплаканным. Сейчас ему снилась зима, он бежал ночью по незнакомому городу, от холода и усталости все тело ныло, холодный воздух резал легкие. Он бежал уже очень долго, может, триста лет, и ему было уже совсем близко, вот сейчас за угол. Оттуда здесь подворотня? Здесь никогда не было подворотни, он точно это помнил. Вальди страшно: неужели он заблудился? Мешкать нельзя, и он вбегает в подворотню, и первый же его шаг отдается страшным грохотом под пропахшими мочой сводами. Бум-бум-бум-бум!

Бум! Бум! Вальди рывком сел в постели и сморщился от боли в виске. Грохотали в дверь, он слышал испуганные голоса мамы и Фрида, потом щелкнул замок, и до Вальди донеся голос толстого Рауля, торговца, державшего в поселке лавку. Говорили, что, когда пришли оккупанты, Рауль говорил им, у кого что можно отобрать. Вальди не очень верил, Рауль всегда улыбался и угощал Вальди в лавке, правда, Вальди очень этого не любил.

Он сунул ноги в старые тапки Фрида, которые Фриду были больше не нужны, и побежал в коридор. В дверях действительно стоял Рауль, за спиной у него раскачивались тени двух оккупантов.

— Через пять минут быть на площади. Всем. — сказал Рауль, развернулся и ушел, как будто видел их в первый раз.

На площади собиралась толпа, которую оккупанты строили в кольцо вокруг маленького фонтана, засыпанного снегом. Вальди, топая валенками, шел рядом с Фридом и думал: вот у меня мерзнут руки даже сквозь рукавицы, и я тру их одну о другую. Что, если у Фрида тоже мерзнут руки? Тут ему стало так жалко Фрида, что он чуть не заплакал. Вот бы у человека заново вырастали ноги, — подумал он. С этого момента дела в Вальдении обстояли именно так.

Ждали долго, Вальди чувствовал, что его ноги просто промерзают, он так себе и представлял — как они превращаются в ледышки, сначала ступни, потом выше, выше… он представил себе, как у него будет промерзать голова, сначала заледенеет подбородок, потом губы… Тут он подумал, как глаза превратятся в две серые ледышки, и ему стало страшно. Он попытался думать о чем-нибудь другом, но все время представлял себе, как у него промерзают глаза, и от ужаса его бросало в пот на морозе.

Кольцо людей стояло молча, в середине стояли несколько оккупантов с винтовками, тоже плотным кольцом, спиной друг к другу. Изредка где-то в морозном воздухе повисал плач ребенка шиканье матери. Внезапно раздался звонкий, громкий лай, такой неожиданный, что оба кольца вздрогнули и зашелестели, каждое на своем языке. Большой лохматый пес Вессеров прибежал на площадь от их дома и теперь радостно тявкал, пританцовывая перед хозяином. Господин Вессер шепотом ругал его, повторяя: «Тихо, тихо! Сидеть, Паг, сидеть!», и косясь на оккупантов. Один из людей с винтовками медленно повернулся, аккуратно — так Фрид целился в тарелочку в тире — навел мушку, грохот, и Паг лежит, спокойный, темной точкой с тонюсеньким красным хвостиком между двумя кольцами людей, как на картинке в учебнике математики. Кто-то закричал, и Вальди понял с удивлением, что кричит мама. Толстяк в кольце посередине медленно перевел дуло в направлении мамы, лениво так и неспешно, давая понять, что вот прямо сейчас он, конечно, не выстрелит, но и ждать долго не будет. Вальди даже не понял, что произошло за этим, но почему-то он стоял перед мамой одной рукой cхватившись из-за всех сил за ее рукав, а другой зажимая ей рот. Мама cхватила его и изо всей силы прижала к себе, так, что холод металлических пуговиц ее шубки проник сквозь плотное вязание шапки Вальди в висок. Оккупант движением дула показал — стань, мол, на место. Мама за руку оттащила Вальди на место и так стояла, не выпуская его руки и глядя на утоптанный снег.

Внезапно в том месте, где на площадь выходила улица Лотта, произошло какое-то движение. Растолкав стоящих винтовками, на площадь вышли двое, за ними с заплывшим багрянцем глазом шел мэр и еще двое людей. Одного Вальди знал — его звали Дутер Лаграсс, до войны Фрид ходил играть с этим человеком на бильярде, они и Вальди тоже учили, у него неплохо получалось. Второго Вальди по имени не знал, но часто видел возле мэрии садящимся в автомобиль. Автомобиль был самый новый в их городе, черный и блестящий, как ботинок. Замыкали шествие еще два оккупанта и Рауль.

Мэра и двух других подтолкнули дулами, и они спустились на покрытое снегом мелкое дно фонтана. Эти трое стояли боком в Вальди, он видит только Дуттера, утиравшего рукавицей разбитый нос, и оттопырившийся на толстом животе мера подол пальто. Один из оккупантов, человек с короткой седой бородкой и усталым лицом, видимо, офицер, подозвaл к себе Рауля и брезгливо что-то говорил, помогая себе жестами, и Вальди успел удивиться — откуда же торговец знает их язык? Потом офицер сгреб Рауля за воротник и коротко что-то спросил, Рауль затряс головой, — мол, да, да, офицер его отпустил. Рауль стал перед фонтаном и сказал скороговоркой, глядя куда-то поверх голов стоящих:

— Эти люди замышляли бунт против власти поэтому они заслуживают смерти достаточно подозрений на кого-нибудь и его ждет та же участь эти люди будут сейчас расстреляны Дальше все происходило очень спокойно. Четверо с винтовками выстроились, стрельнули, трое в бассейне упали.

Ночью Вальди был в Вальдении, пил, ел и не думал ни о чем. Он наслаждался мыслю, что здесь никогда не произойдет, просто НЕ МОЖЕТ произойти ничего плохого. Он придумал себе подругу, очень красивую девочку по имени Мая, которая никогда не боялась жуков и хорошо лазила по деревьям. Теперь ему было, с кем поговорить (мама и Фрид, почему-то понимал Вальди, не лучшие варианты), и он говорил с Маeй на ночь, пока не засыпал. Теперь ему не снились кошмары, а снилась его страна, его новые друзья и Мая. Ему стало еще труднее просыпаться, он не хотел уходить теперь от своих снов, ему каждый раз казалось, что когда его будят утром, кусочек его сердца остается там, в его стране. Он стал раздражителен, в любую свободную минуту забивался в угол и становился властителем своей страны.

После расстрела заговорщиков на заводе повысили норму, очень сильно, и ввели правило: никто не уходит, не выполнив норму. Люди падали у станков. Вальди плелся домой и падал на кровать, уже закрыв глаза. Он уходил засветло, и поэтому совершенно не видел маму и Фрида. Иногда он не видел их по нескольку дней подряд. Впрочем, это не очень волновало его. Со дня расстрела он обнес границы Вальдерии стеной высотой 300 метров, и теперь оккупанты были ему нипочем. Он установил закон, по которому консервы росли на деревьях и падали на землю сами. Он завел себе волшебную собаку, и каждый, кто пытался хотя бы тронуть ее, или Вальди, или Майю, хоть пальцем, сразу умирал. Он пошел в горы (внутри стены) и принес себе волшебную шубу, в которой всегда, даже на самом лютом морозе, было тепло-тепло (потом, вспомнив и застыдившись, он принес такие же шубы, длинную — маме и короткую — Фриду). Его мир становился прекраснее с каждым днем.