Дмитрий Леонтьев - Идущие за кровью

— Это же Михайлова… Что ж ты молчал?! Битый час мне о какой-то ерунде толкуешь, а самого главного и не сказал!.. Эх ты, профессор-теоретик! Об этом надо было говорить в первую очередь!

— Михайлова?! — удивился он. — Я думал, что Михайловой лет девяносто… Н-н-да, ошибся я, отправляясь во Всеволожск, надо было тебя туда посылать…

— Да зови же её! Зови!.. И одежду принести не забудь! — крикнул я ему вслед.

Когда она вошла в палату, я лежал на подушках почти «бездыханный». Одна рука у меня безвольно свешивалась на пол, а мужественно сдерживаемые стоны всё же время от времени прорывались сквозь сжатые зубы. Мои глаза были полны предсмертной муки и безграничного страдания.

— Привет, — сказала она. — Как дела?

— Не спрашивай, — едва слышно прошептал я. — Это просто ужасно… Врачи сказали, что до рассвета я не доживу… Жаль… Ведь я ещё такой молодой… и обаятельный… Но никто даже не будет плакать на моей могиле… Как это печально, — я тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Поцелуй меня на прощание… Пусть это будет последнее, что я запомню в своей жизни…

Я вытянул губы «трубочкой» и замер в ожидании. Время шло, а целовать меня никто не торопился. Приоткрыв один глаз, я вопросительно посмотрел на неё. Девушка стояла рядом и, как и прошлой ночью, водила над моей головой раскрытыми ладонями.

— Нет, ну зачем это, — запротестовал я. — Это лишнее. Я умираю, а ты…

— А я ставлю диагноз, — закончила она, уверенно разбинтовывая повязку на моей голове. — И должна тебя огорчить — диагноз весьма неутешительный…

— Что такое? — испугался я. — Что-нибудь опасное?

— Очень, — серьёзно ответила она. — Ты будешь жить до-олго-долго… А потому «прощальный поцелуй» откладывается лет на пятьдесят.

— И никаких шансов, доктор? — убито поинтересовался я. — Я обречен?

— Медицина здесь бессильна, — вздохнула она, рассматривая рану на моей голове. — Не вертись, сейчас я попытаюсь… Терпи, терпи… Ну, как?

— Все равно умираю, — угрюмо отозвался я, чувствуя, как исчезает даже память о боли. — Какие же вы все-таки, женщины, бессердечные… Нет чтобы поцеловать на прощание, а она взяла и вылечила…

— А ведь я тебя предупреждала: не ходи ночью на кладбище. Как чувствовала… Утром позвонила тебе в отдел узнать, все ли в порядке…

— Беспокоилась? — расплылся я в улыбке.

— Совсем немножко, — разочаровала она меня.

— Вот так да. Хорошо… Я сегодня ночью опять иду туда и постараюсь завтра выглядеть ещё более плачевно…

К моему удивлению, она рассердилась.

— Очень дурные шутки, — сказал она. — Ты, видимо, не понимаешь, насколько опасно может быть то, что ты затронул… Ты когда-нибудь слышал о магии? Вижу, что слышал… И как я уже поняла, кое-что подозреваешь. Это опасно, Сергей. Это очень опасно. Тебе вряд ли приходилось с этим сталкиваться, но, видишь ли, есть силы, недоступные нашему пониманию и невероятно опасные… Я не могу тебе ничего рассказать об этом, но прошу — не ходи туда сегодня. Я очень прошу тебя.

В задумчивости я потер рукой подбородок. Она всё же знала об этой книге что-то такое, чего не знал я. И это было плохо. Мне очень не хотелось, чтоб она оказалась как-то связана со всем этим делом. Она мне нравилась. Я понимал, что у меня нет никаких шансов добиться взаимности, но мне хватало и того, что на свете есть женщина, которой я мог восхищаться и считать воплощением красоты и женственности. А вот то, что она несла в себе какую-то тайну, связанную с далеко не лучшей стороной магии, — угнетало меня, напоминая, что я совсем ничего не знаю о ней. Мне приходилось уже сталкиваться с людьми, внешность которых существенно отличалась от их внутреннего мира. Я знал очень некрасивых лицом и невероятно прекрасных душой людей. Но доводилось встречаться с лживыми, трусливыми подонками с лицом голливудских кинозвезд и каменными обломками вместо сердца… Я внимательно посмотрел на неё. Зеленые бездонные глаза словно просили меня просто поверить, не расспрашивая ни о чем. Я вздохнул и, тщательно подбирая слова, сказал:

— Я тоже не могу сказать тебе многого. Так уж получилось, что мы по каким-то причинам вынуждены скрывать то, что, может быть, нам следовало бы знать друг о друге… Но раз уж так сложилось, то я, невольный поделиться с тобой своими тайнами, не буду настаивать на открытии твоих… Скажу тебе так: я должен туда пойти, и я туда пойду. Я мог бы не делать этого и, признаться, не горю желанием проводить там ночь… Но есть маленькие и, казалось бы, незаметные эпизоды в жизни, из которых и складывается позиция… Есть шанс, что пропавший бизнесмен ещё жив. Маленький, но шанс. И убеждать себя в том, что «ему уже ничем не поможешь», — значит занимать ту позицию, с которой и будешь шагать по жизни с этого момента… Я его никогда лично не знал, и, может быть, он совсем не тот человек, которого стоит спасать, рискуя жизнью, но брать это за основу решения — тоже позиция… Есть и множество других причин… Я пойду туда, Ира.

— Наивный, принципиальный идеалист, — вздохнула она. — Ох, как же нелегко тебе придётся в жизни…

— Пока что терплю, — развел я руками. — Знаешь, что… Давай завтра встретимся, а? Я не могу пригласить тебя в ресторан или престижное казино… Я даже в театр тебя пригласить не могу — ты там каждый день бываешь… Давай купим завтра два батона и пойдём кормить уток?

Она широко распахнула глаза и несколько секунд сидела, замерев от неожиданности. Потом с восхищением покачала головой:

— Вот такого мне ещё никто не предлагал… Чего только не обещали, заманивая на свидания, но чтоб уток кормить…

— Я так и думал, что ты откажешься, — сказал я. — Поэтому и предложил. Когда отказываются совершить глупость — менее обидно, чем когда отказываются от…

— А кто тебе сказал, что я отказываюсь? — перебила она меня.

Теперь настала моя очередь удивленно хлопать ресницами.

— Это… Но ведь это же, в некотором роде… Может, лучше пойдём в музей? Или в кафе? На кафе моей зарплаты ещё хватит…

— Нет уж, — мстительно сказала она. — Мы пойдём кормить уток. А если не найдем уток — пойдём в зоопарк.

— Вот так и роют себе ямы, — печально констатировал я. — В следующий раз буду думать, что предлагать… А то вдруг согласишься?..

— Позвони мне завтра, — сказала она и поднялась. — Тут к тебе ещё один посетитель…

Она открыла дверь, и на порог ступил… Я застонал и попытался спрятаться с головой под одеяло.

— Ну что ты такой пугливый? — обиженно протянул Петручо. — Я же не сержусь на тебя, грубиянишку… Подарок вот принёс…

Он поставил на прикроватную тумбочку огромный пакет с ярко-оранжевыми апельсинами.