Василий Ванюшин - Вторая жизнь (Иллюстрации П. Зальцмана, Ю. Мингазитдинова)

На рассвете, на рассвете…

Город надвигался громадой зданий. Из улиц-ущелий — с грохотом вылетели на мотоциклах, в две шеренги, полицейские. Они пытались расколоть демонстрацию, окружить заключенных вместе с конвоирами. Но рабочие, шедшие плотными рядами, не расступались. Полицейские не смогли пробиться в центр колонны и ехали по обочинам улицы.

Толпа все росла и росла, в нее вливались горожане — сплошной человеческий поток заполнил улицу. Люди шли плотно друг к другу. Нельзя было шагнуть, если не делал шага стоявший впереди.

Вдали раздались выстрелы. Затем показалось несколько грузовиков, заполненных солдатами, стрелявшими в воздух. Людская река обтекала машины. Они казались островками в широком и бесконечном человеческом потоке. Солдаты не могли не только выстроиться и перегородить эту живую реку, но и спрыгнуть с грузовиков: им не было места на улице.

Но зато все расступались перед группой окровавленных оборванных людей, затянутых в петлю. колючей проволоки. Тысячи лиц видел перед собой Август Барке — сострадание, сочувствие, ненависть, любопытство отражалось на них. И слышал обрывки разговоров, недоуменные вопросы:

— Так это и есть Август Барке? Вот какой он!..

— Значит, правда, что их всех хотели убить…

— А кто такой этот Август Барке?

— Ты не знаешь? Тот самый, что в концлагере создавал подпольную группу, потом бежал.

— Я голосовала за него. Его избрали. А потом арестовали.

— Как же так? Где же демократия?…

— Мы целый час не отходили от телевизора. Потрясающе!..

— Куда их ведут? Смотрите, солдаты не препятствуют, значит, можно идти…

— Август, не волнуйся, Август, теперь все будет хорошо. Мы не допустим…

Перед городом охранники уже без боязни шли возле заключенных, по привычке не отнимая рук от автоматов. Айган уже не пытался остановить это движение, он только следил, чтобы заключенные не выходили из кольца колючей проволоки. Но он не мог воспрепятствовать группе рабочих, которые энергично протискались сквозь цепь охранения и пошли рядом с измученными заключенными, помогая им держать колючую проволоку. Среди них Карди узнал Макса.

В бесконечный поток людей вливались все новые ручьи из многолюдных улиц. Солнце, поднявшись, уже ярко сияло над славным Атлансдамом, когда вся эта толпа, как волна прибоя, хлынула на тесную площадь перед зданием правительства.

Скоро маленькая площадь оказалась так забита народом, что, казалось, вот-вот расступятся и рухнут громады домов, окружавшие ее.

На балконе правительственного здания появился человек. Лица его не было видно, и нельзя было различить, во что он одет — в костюм или в военную форму. Человек выглядел очень маленьким, вознесенный над людским морем. Он, видимо, что-то говорил — взмахивал руками, склонял голову над перильцами балкона, отступал на шаг и снова вскидывал руки.

Площадь гудела, заглушая его голос.

Макс стоял рядом с Августом, руки которого теперь были свободны — колючая проволока лежала под ногами.

— Это только начало, Макс. Будут еще жертвы, но все равно — не мы, так кто-то другой после нас поднимет над этим домом наше знамя.

Приветствие (здравствуйте).

Фома Аквинский, представитель средневековой философии и теологии.

Отпускаю тебе грехи твои.

Ради вящей славы божией…

Это место, где смерть ликует, помогая жизни.

Глас народа — глас божий.