Гоар Маркосян-Каспер - Ищи горы

Мобиль неожиданно резко затормозил, и Дан чуть не стукнулся лбом о ветровое стекло.

— С ума сошел? — возмутился было он, но Мит кивнул на радиометр, подрагивавший на тонкой длинной присоске за боковым стеклом.

Дан развернул карту.

— Возьми левее.

Вообще-то им нечего было делать здесь, в самом пекле. Их задача искать живых, а не колесить по району, где могли быть только мертвые. Просто Дан, пользуясь тем, что на них были защитные костюмы, решил срезать угол, но тут было небезопасно даже в костюмах… К слову, весь этот рейд оказался бесполезным, спасать было некого, вернее, всех, кого можно было спасти, уже вывезли армейцы, только в самые зараженные зоны они не заезжали… Вывезти-то вывезли, а дальше что?

О том же, видимо, думал и Педро. Когда Дан обернулся к нему, чтобы посоветоваться, тот, не дожидаясь вопросов, торопливо сказал:

— Мы зря теряем время, Дан. Здесь мне нечего делать. А там наверняка умирают люди.

Дан кивнул. Насупившийся Мит бросил на него вопросительный взгляд, без слов круто развернулся и поехал обратно. Обратно, на север от Вагры, где дислоцировались госпитали Наружной Охраны.

Дан буквально сбился с ног. Никогда в жизни он не попадал в подобный переплет. Две тысячи пациентов!.. Не считая тех, кто получил дозу ниже критической и не заболел, но всех их пришлось снабдить протектором, к счастью, эту нелегкую работу целиком взяли на себя Мит и Науро, наспех снабженные инструкциями и помощниками из числа врачей Наружной Охраны. А они с Мараном… Маран, не спавший двое суток уже до приезда Дана с Педро, держался на ногах только благодаря стимуляторам да еще, наверно, тому, что Поэт называл упрямством, но что было, скорее, силой воли. Пока хватало земных препаратов, обходились компьютерными лечебно-диагностическими системами — прикосновение щупа, полученная доза, схема лечения, необходимые инъекции… Две-три минуты на пациента, но… три умножить на сто, потом на двести, потом… Как ни проста была эта работа, доверить ее, вернее, не ее, а выполнявшую ее аппаратуру было некому в силу… Ну понятно. Поэт, пройдя через первую деревню и увидев, что сталось с ее обитателями, свалился с жесточайшим приступом стенокардии и был «изгнан», а точнее, отвезен Навером в Бакну и уложен в квартире Вениты. Сообщив об этом Дану на ходу, Маран добавил прерывавшимся от усталости голосом:

— Этого следовало ожидать. Он ведь обладает уникальной способностью — воспринимает чужие эмоции, если они большой силы. У вас есть какое-то название, по-моему…

— Эмпатия? — спросил Дан.

— Может быть. Представляю, в какие эмоциональные бури он угодил…

— Да уж, — буркнул Дан, не найдя в себе даже сил удивиться…

Вернувшись, Навер присоединился к ним, но это была капля в море. Показался еще, правда, Лет, сняв с поста, который он занимал при Маране, его отослали обратно в Вагру (подобная снисходительность поразила Дана, однако позднее он узнал, что за Лета заступился Тонака), но на того свалилось обеспечение порядка в городе, превратившемся в лагерь беженцев. Так что двести минут перетекли в триста, в пятьсот, естественно, без перерыва, без отдыха, а потом еще иссякло все, что удалось взять со станции, и начался самый ад. Поспешно разобравшийся в скудных запасах Наружной Охраны Педро на ходу заменял препараты, если, конечно, находились хоть какие-то заменители… Заменял, да, но для этого ему пришлось прекратить обход и засесть в отдельной палатке у экрана, корректируя то, что ему передавали Дан и Маран, а позднее и Навер. Взяли в помощь армейских медиков, при этом надо было еще и заботиться о том, как бы не «рассекретиться», но и не предстать перед подозрительными армейцами какими-нибудь дернитскими агентами, во что здравомыслящие сотрудники Наружной Охраны поверили б значительно легче, нежели в сказки про инопланетян. Счастье еще, что Наружная Охрана, единственная в стране не обделенная ассигнованиями, имела немало приборов, которые гражданское население никогда в глаза не видело, но о которых было наслышано, посему у самих пациентов аппаратура землян подозрений не вызывала.

Кончались вторые сутки, когда Дан, полумертвый от усталости, несмотря на лошадиные дозы стимуляторов, выбрался из последней палатки — вывезенные из очагов поражения люди вповалку лежали, если не сказать, валялись, в легких летних палатках — и приплелся к Педро, воспаленными глазами смотревшему на потухший экран. Не в состоянии даже умыться, он лег на жесткую кушетку за спиной Педро и провалился в сон, больше похожий на небытие…

— Ну что скажешь?

Дана поразило выражение лица Вениты, не только лица, он весь подобрался, полусогнутые в локтях руки знакомо выставлены перед грудью, словно собирается обороняться… скрытое напряжение, настороженная замкнутость, готовность немедленно отмежеваться, отстраниться от каждого, кто отнесется к его работе недостаточно почтительно… Каждого? Его вопрос был адресован Марану, к Марану он повернул свою картину, прежде чем снять с нее покрывало, на него смотрел, ожидая ответа.

— Что скажешь? — в его голосе звучала даже глухая враждебность.

Что такое? Самовлюбленность, заранее отрицающая всякую критику, любую недооценку?

Маран долго смотрел на картину, потом молча подошел к Вените, поднял руку — пальцы сжаты в кулак, будто сейчас провозгласит некий лозунг, но он не сказал ни слова, разжал пальцы и положил руку Вените на плечо.

— Нравится?

По тому, как осветилось лицо Вениты, Дан понял, насколько ошибался в своих предположениях. Не самовлюбленность, нет, напротив, мучительная неуверенность в себе, сомнения, застенчивость… Даже поняв, Дан сам себе не поверил — как? Художник, гениальными картинами которого увешаны стены… да, гениальными — подыскивать другой эпитет казалось кощунством…

Дан подошел к картине, стал перед ней. Он давным-давно знал, что главное в живописи — чувства, которые она пробуждает, и все равно его в очередной раз ошеломила техника письма, невозможное мастерство Вениты. Это можно было сравнивать только с тем, что делали художники Ренессанса. А сюжет? Сюжет — земля. Серая, иссушенная, растрескавшаяся… удивительно, это была давным-давно не поенная, покрытая сетью трещинок почва и одновременно земля — материк, планета, вся в глубоких трещинах, расколовших ее на километры вглубь. Внизу в туманной дымке закруглялась земная твердь, в мутной океанской воде, притягивая взор знакомыми очертаниями береговых линий, покачивались отломанные куски континента. Планета была пуста. Даже развалин и тех… хотя нет, развалины были, но такие давние, что напоминали, скорее, мусорные свалки, в пестром хламе еле проступало крошево стен. В центре непропорционально большое нагромождение, из которого выглядывал переливающийся осколок стеклянной чашки. Дан узнал характерные изгибы — это был кусок купола Большого дворца Расти. И над останками бывшего города Бакна нависала, нет, парила в воздухе Крепость, она обрела неожиданную стройность, но в самой этой стройности была слепая безжалостность. И последний штрих — зеленое знамя, конец которого трепало на ветру, а длинное тело обвилось вокруг сторожевой башни, удушающей петлей перетянув ей горло прямо под головкой…