Александр Сапаров - Назад в юность

В зале клуба сидели примерно сто человек. Это были мы и ленинградцы; личный состав полка, по-видимому уже не раз выслушивавший эти наставления, отсутствовал.

И вот за трибуну, стоявшую на сцене, встал замполит:

– Товарищи студенты, будущие офицеры Советской армии, сегодня я расскажу вам то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не расскажет никто другой. А почему? Да потому, что они просто боятся сказать, что думают. Я же никого и ничего не боюсь. Вот вы что думаете, мы во время войны, когда воевали и в атаку шли, кричали «за Родину!», «за Сталина!»? Да ничего подобного! Мы, когда в атаку шли, мать родную вспоминали, матом всех крыли. А немцы что? Да у них, кроме «доннер веттер», ничего и не было. А вы что думаете, когда суворовские орлы Измаил брали, они славословие Екатерине или Павлу говорили? Ерунда это все. Наши предки не хуже нас всех матом поливали. Вот, помню, идем мы пешим маршем по Польше, и на дороге указатель висит – до Берлина, кто его знает, то ли тысяча, то ли тысяча двести километров. А сверху углем написано настоящим русским солдатом: «Ничего, дойдем!»

Вот это я понимаю – политработа! Рядом со мной сидел очень интеллигентный парень из потомственной семьи врачей. Он недоумевающим взглядом следил за замполитом.

– Сергей, как думаешь, все, что он говорит, – это правда? Неужели так все завязано на мате? – спросил он меня недоверчиво.

– Слушай, Миша, я уже и не знаю, но, наверное, что-то в этом есть, – ответил я.

Вскоре после освоения материальной части и зубрежки уставов мы приняли присягу, так что я уже дважды клялся на верность Советскому Союзу. Учеба между тем продолжалась, и пиком наших мучений стали небольшие учения, во время которых мы должны были развернуть медико-санитарный батальон. После этого интенсивность занятий пошла на убыль, и мы большую часть времени готовились к сдаче экзамена по военно-медицинской подготовке.

По взводу гулял слух, что уже запланированы крайние, которые не смогут сдать этот экзамен, и назывались даже конкретные фамилии. Но все закончилось благополучно. И теперь все мы могли рассчитывать на звание лейтенанта медицинской службы, которым когда-то я уже был.

Контроль над нами настолько ослаб, что я даже смог наконец сходить на речку и половить хариусов, из которых мы потом со старшиной Вадимом сварили уху, после отбоя запив ее медицинским спиртом, который мне так и не пригодился.

И вот настал знаменательный день отъезда. Помня о предыдущем рейсе, я собрал в своем купе немногих непьющих парней и сообщил, что нам придется внимательно смотреть за нашими особо буйными товарищами: те уже предвкушали ночную пьянку.

Наше путешествие протекало достаточно спокойно. В моем купе было тихо. Я лежал на койке и наблюдал за игрой в карты своих попутчиков. Неожиданно к нам зашел один из студентов, вид он имел бледный и взволнованный.

– Слушай, Андреев, тут такое дело. За нами в паре вагонов едут морпехи на дембель, у них там дым коромыслом. Ну и тут один из них залетел к нам в купе и стал выделываться. Я его хорошо так отоварил. Он убежал, но сказал, что сейчас они все придут и нас уделают. Что будем делать? Нас в три раза меньше, да и сам знаешь, у нас помахаться – ты да я, да мы с тобой.

– Валера, а кто тебя просил с ним драться? Ну повыступал бы он и ушел. Вот теперь собирайся, и пойдем разговаривать с морпехами, – высказывал я этому придурку, переодеваясь в форму старшины.

По дороге в соседний вагон я реквизировал у провинившегося купе все водочные запасы.

Когда мы зашли в соседний вагон, это было что-то. Затянутые сизым табачным дымом купе, шум и гам. Слышались крики:

– Пойдем, надо этих гражданских по полной отоварить, чтобы знали, как на дедов прыгать!

Я прошел несколько купе и все-таки обнаружил место, где сидели три старших сержанта. У них было поспокойней, и пили они из маленьких граненых стаканчиков, видимо, кто-то постарался к дембелю. Но вот с водкой у них не очень: на столе сиротливо стояла одна, немного недопитая бутылка.

Я подошел к столу и со словами:

– От нашего вагона вашему, – поставил на стол три бутылки.

Сержанты пьяными глазами посмотрели на меня:

– А что ты, старшина, такой добрый? Мы про таких добряков у сапогов раньше не слышали.

– Слушай, моряки, мы со сборов едем. Тут ваш паренек с нашим один на один перемахнулись, так вот мы за своего прощения просим. И вот он тоже пришел со мной, извиниться хочет.

– И что этот хмырь – нашему морпеху морду начистил?! – с удивлением завопили сержанты.

– Да вот как-то так получилось.

Один из сержантов выскочил в коридор, и я услышал его мощный голос:

– Эй, деды! Кому там из наших морду начистили?

Спустя несколько минут в проеме купе появился морячок не очень высокого роста. Когда он увидел Валеру, его лицо, украшенное фингалом, радостно осветилось:

– Ага, сам явился, ну сейчас мы тебя отрихтуем!

– Погоди-погоди, Гена, – веско произнес сержант. – Расскажи лучше, как это гражданский уделал морского пехотинца?

Лицо морячка сразу сделалось пунцовым, и он замямлил:

– Да вот, ребята, он как-то неожиданно дал мне в глаз, я даже среагировать не успел.

Настроение у моряков резко сменилось. Видимо, драться в поезде особого желания ни у кого не было. Но мое желание приехать домой трезвым так и не сбылось, потому что пришлось до Энска пить водку в компании трех морпехов.

Прибрел домой я лишь в полпятого утра. Аня, знавшая, что я приеду ночью мурманским поездом, похоже, не ложилась и сразу открыла дверь. Я зашел в коридор и рухнул на пол.

Проснулся я, когда солнце уже ярко освещало комнату. Я лежал раздетый на кровати, моя жена сидела рядом и разглядывала мое лицо.

– Аня, что с тобой? Что ты во мне ищешь?

– Да вот смотрю, какие следы оставляет после себя длительное употребление спиртного, – улыбнулась она.

– А кто меня уложил в кровать?

– Сережа, здесь, кроме меня, никого не было, а ты забываешь, кто у меня папа. Я с ним такую практику прошла. Но мне бы не хотелось, чтобы ты шел по его стопам.

Долго мы не пикировались. Я схватил жену и увлек к себе под одеяло.

Весь шестой курс я старался не отходить от операционного стола, искал любой повод, чтобы быть в оперирующей бригаде. Даже ночами в больнице, когда я дежурил в своем подвале, под любым удобным предлогом вставал за операционный стол. Это было не так просто, потому что хирургов много, а операций – не очень. Конечно, дневное время оказалось полностью расписано, а «держать крючки» не хотелось никому.

Кроме того, я в добровольном порядке штудировал кардиологию, а уже в тайном – гипноз и внушение.

К моему стыду, свои способности я использовал на всех родных и знакомых, и всегда с полным успехом. Теперь меня не удивляли, как раньше, статьи в газетах, где незадачливые обворованные люди, которые сами отдали в руки похитителей свои кровные деньги, говорили, что не знают, почему они это сделали. А ведь это проворачивали мошенники, имевшие только начальные, очень неграмотные представления о внушении.