Леонид Сидоров - На тёмной стороне Земли

— Штирлиц, нижний регистр на русской раскладке. Что это такое?

— Неважно. Если трубку поднимет мама, позови Максима Сергеевича. Если нет, перезвони в другой раз.

— Почему нельзя поговорить с мамой?

— Ты дашь мне сказать или нет? Повторяю, Максим Сергеевич. Расскажи ему всё что угодно, главное, что я жив. Естественно, как истинный учёный, он не поверит, возможно обругает. Попросишь включить мой личный ноутбук под кроватью. На включение установлен пароль. Никто кроме меня не знает. У меня на этом был настоящий пунктик, это известно всем домочадцам. Даже с отцом ругался, когда просил ноутбук посчитать. Так и пришлось купить ему ещё один.

— И даже мама не знает?

— Даниэль! Эту навороченную железку подарили на моё пятнадцатилетие. Скажу по секрету, в свободное время я увлекался взломом программ. Хакер, может слышал?

— Уголовно наказуемо, — потупился он.

— Это уже неважно. Ты понял суть! За всё время я никого близко не подпустил к ноутбуку! По-моему для отца будет достаточно убедительный факт посмертного общения со мной. Все запомнил?

— Запомнил…

— Сделаешь?

— Обещаю.

Путаясь в лямках, шурша синтетикой, гость облачился в комбинезон.

— И всё же, почему нельзя поговорить с твоей мамой? — повернулся он.

— Элементарно. На экране появится слишком фривольная картинка, — усмехнулся я. — Какая-то очередная мисс мира неглиже.

— Макс, — укоризненно взглянул Даниэль. — Тебе сколько лет?

— Там восемнадцать, а тут не знаю, — беззаботно улыбнулся я. — Ну что, астронавт, готов к запуску?

— Готов, — прокряхтел Даниэль, закидывая рюкзак за спину.

— Тро, там будет очень холодно. Может останешься? Я быстро…

— Я иду с тобой.

— Хорошо, уходим. Даниэль, становись вот сюда на край, — я показал когтем.

Гость неуклюже вскарабкался и замер.

— И что? — нетерпеливо спросил он.

— Ничего, автобуса жди! — сердито отмахнулся я, становясь рядом. Тро залез следом.

Через пару секунд тело человека ярко засветилось красным.

— Твой обратный билет оплачен, — усмехнулся я. — Революционный красный. Марсельеза!

— Какая Марсельеза? Ты о чём?

— Посмотри на себя. Какой цвет?

— Синий!

— Тьфу! А тело?

— Макс!

— Забудь, видишь дорожки?

— Макс, ты спятил?

— Человек! — устало буркнул я. — Это звучит гордо… — Давай руку! Иди за мной! Пошли, Тро!

Вздохнув, я ступил на красную призрачную тропу. Даниэль неловко свалился следом, изумлённо выпучив глаза. Ноги свободно повисли в клубящейся пустоте.

— И не дышать! — грозно рявкнул я, шагнув в зеркальную плёнку.

Мгновенный провал черноты, дикий холод. Рефлекторно выдохнув, я вывалился из узкой ниши стены, едва не раздавив тусклый фонарь. Чертыхнувшись, отскочил в сторону. Не удержавшись, Даниэль плюхнулся на пол. Наставник мягко приземлился следом, заинтересованно осматриваясь. Из ноздрей повалил пар. Слева метрах в двадцати ярко засветился занесённый снегом узкий выход. Снаружи царил морозный солнечный день.

— Мой фонарь, мой фонарь….Получилось! — прошептал Даниэль, недоверчиво разглядывая тусклый луч. — Получилось! — исступлённо заорал и бросился мне на шею.

— Так кто из нас спятил? — улыбнулся я, чувствуя некоторую неловкость. Тело стремительно деревенело. Надо поспешать.

— Прости, Макс, но я действительно ничего не видел, — повинился он. — Думал ты сошёл с ума!

— Ничего? Ни красного цвета, ни радужного сияния, ни ртутной плёнки? — недоверчиво переспросил я.

— Нет, нет, ничего такого! Неожиданно всё померкло, а потом я оказался здесь! — возбуждённо пролепетал Даниэль. — Наверно всё дело в поляризации…

— Какой поляризации?

— Поляризованный свет. Его не видят люди, но прекрасно видят насекомые и некоторые звери. Ой! Прости! Я подразумевал…

— Ерунда, — отмахнулся я. — Звери, так звери. — Короче, действуем быстро. Ты уверен, что твои крепкие красивые шерпы ещё там?

— Конечно! Всего пару суток прошло, должны ждать! Я отвалил кучу баксов! — возмущённо воскликнул он.

— Сходи проверь.

Даниэль подхватил фонарь и метнулся к выходу. Тро заинтересованно шагнул следом, но остановился как вкопанный.

— Белый песок, — едва слышно прошептал он. — Гибель…

— Это снег, Тро. Обыкновенная вода, только твёрдая, когда очень холодно, — спокойно пояснил я, становясь рядом.

Наставник умолк, недоверчиво разглядывая изморозь на потолке.

— Как ты мог здесь выжить?

— Мы оказались очень высоко. Тут всегда холодно. Внизу намного теплее, совсем как у нас, — поспешил успокоить я.

Раздался резкий хруст снега. Мы замерли, прижавшись к ледяной стене.

— Здесь, все здесь! — размахивая руками, снаружи ввалился возбуждённый Даниэль. — Макс, пойдём! Бросай всё! Хочешь, будешь жить на моём ранчо! Клянусь, я никому не скажу! Подожди, сейчас принесу тебе шубу и унты…

— Ты хороший человек, Даниэль, — грустно улыбнулся я. — Только плохо учился в школе. Шуба не поможет. Я земноводное, во мне уже нет тепла…. Прощай, — протянул руку.

Даниэль потрясённо умолк.

— Прощай, Макс, — наконец прошептал он, пожимая мою ладонь. — Прощайте, мсье Тро, — повернулся и медленно пошёл к выходу.

— Ну что, возвращаемся домой? — я повернулся к наставнику.

— И побыстрее, — кивнул он. — Расскажи мне побольше об этом мире…

За непривычно жарким летом пришла настоящая европейская осень. Мелкий нудный дождик настойчиво барабанил в стекло, навевая глухую тоску. Опять не спалось. Максим Сергеевич взглянул на дремавшую супругу и украдкой проглотил очередную таблетку. Новое поколение щадящих антидепрессантов. Это единственное, что после инфаркта разрешили врачи.

Осторожно, боясь разбудить жену, поставил стакан на тумбочку. Телефон прозвенел как гром посреди ясного неба. Рука дёрнулась, стакан полетел вниз, с весёлым звоном разлетевшись на куски.

— Раньше это было бы к счастью, — грустно пошутила супруга.

— Спи, спи, я потом уберу! Это с работы, — торопливо надевая тапочки, прошептал Максим Сергеевич, переключая вызов на кабинет.

— Алло! — несколько раздраженно бросил в трубку, плотно закрыв за собой дверь.

— Здравствуйте! Вы Максим Сергеевич? — на французском поинтересовался собеседник.

— Да-да, я слушаю, — хозяин сбавил тон.

— Позвольте выразить вам глубокое соболезнование, — молодой голос собеседника был взволнован и вежлив, и как показалось, по-настоящему искренен.