Владимир Григорьев - Звёздная гавань

— Но ведь в Язъяване обнаружены интересные вещи. Например, кисть руки, принадлежавшая какому-то изваянию…

— Это ничего не значит. Давайте лучше думать о том, чтобы как следует провести раскопки в Пскенте.

— Нет, я буду просить завтра о выделении средств для продолжения работ в Язъяване, — твердо сказал Давран.

— Что ж, вольному воля, — сухо заметил Мансуров и поднялся с кресла, давая этим понять, что разговор окончен.

«Посмотрим, как ты запоешь, когда я выложу главный свой козырь», усмехнулся аспирант, покидая кабинет.

После того как было доказано, что на далекой планете существует жизнь, Верховное собрание несколько раз обсуждало доклады ученых, предлагавших возобновить программу исследования Эрл, которая оказалась похоронена после неудачного полета первой группы космонавтов.

К удивлению Нига — а он был уверен, что предложения специалистов одобрят в первом же голосовании, — в высшем законодательном органе Унета нашлось очень много убежденных противников «космической авантюры» — так они назвали идею переселения на другие планеты. Их не интересовали никакие выкладки Фида и его сотрудников.

— Цикл развития нашей цивилизации завершен, я искусственные попытки продлить ее жизнь в иных мирах продлят только агонию культуры, давно изжившей себя, — говорили члены Верховного собрания, исповедовавшие философию Великого Заката.

— Чем будут жить переселенцы?! — демагогически восклицал один из жрецов — стихотворец Пим. — Они будут питаться крохами с богатого стола нашей многовековой литературы, будут подражать высшим достижениям искусства Унета. То, что многие поколения выработали ценой долгой борьбы, сложилось в стройное нерасчленимое здание, вершиной которого стало наше миросозерцание. Попробуйте прилепить к нему что-нибудь сверх того — это будет уродливое зрелище, оскорбляющее душу истинного сына нашей старой планеты, ее великой культуры.

— Вы просто жалкий эстет! — в запале выкрикнул Ниг. — Речь идет о спасении самой жизни, а не о тех красивостях, которыми переполнены ваши сочинения. Вы певец смерти! Услаждайте подобными баснями ваших истеричных поклонников, а эту высокую трибуну освободите для людей дела!

Когда Верховное собрание все-таки проголосовало за продолжение космических изысканий, Ниг и его друзья чувствовали себя измученными: каждый выступал по нескольку раз. Однако теперь им было не до отдыха. Уже назавтра после решающего заседания Фид и Ниг отправились на предприятия, изготовлявшие прежде агрегаты космических кораблей и необходимую аппаратуру.

Результаты первой инспекционной поездки оказались плачевными. Большинство оборудования и станков, необходимых для создания звездолетов, либо безнадежно устарело, либо было демонтировано. Кадры, нужные для успеха программы, распыленные по самым различным производствам, также не совсем отвечали уровню требований Комитета по полетам (так наименовали новое научное объединение). Правда, техническая документация и архивы, относящиеся к подготовке первой экспедиции, были в целости и сохранности теперь все это свезли в обшарпанный двадцатиэтажный офис, доставшийся Комитету в наследство от упраздненной Лиги Чадолюбия. Целых десять лет здание простояло необитаемым, и теперь сотрудникам Фида предстояло привести заветшавшие кабинеты в порядок.

Электронный мозг, некогда обслуживавший полет к Эрл, также перевезли на новое место. Образцы пород, окаменелости, пробы атмосферного воздуха с Эрл разместились в лабораториях Комитета. Постепенно налаживалась работа многочисленных отделов, занимавшихся вопросами жизнеобеспечения космонавтов, разработкой разговорника, — предполагалось, что на этот раз посланцы Унета смогут вступить в контакт с жителями планеты. Параллельно продолжались попытки восстановить психическое здоровье Кива — если бы ученым удалось заставить нормально функционировать сознание обитателя Эрл, многие проблемы общения с инопланетной цивилизацией были бы решены еще до полета. Безумному космонавту отвели звуконепроницаемые апартаменты на верхнем этаже; мощные аппараты психотерапии день и ночь создавали в помещении «поле спокойствия».

Постепенно втянувшись в работу, Ниг посвежел: его больше не беспокоили последствия стрессов, перенесенных на корабле. Размеренный образ жизни, рациональное питание, ежедневные получасовые посещения «камеры горного воздуха» — все это позволяло ему надеяться, что его и на этот раз включат в состав экспедиции. Время, казалось, работало на него и его друзей…

Однажды ночью космонавт пробудился от страшного грохота. Он сорвал с головы шлем проектора сновидений и сел на ложе. За окном едва забрезжил рассвет, все четыре спутника Унета сияли над угловатыми силуэтами небоскребов. Сам не зная зачем, Ниг стал одеваться. В спальню заглянул сын. Лицо его было встревожено.

— Что случилось, отец? Судя по всему, это был какой-то взрыв. Причем, если не ошибаюсь, в той стороне, где находится ваш Комитет.

— Сейчас отправляюсь туда и все разузнаю… — бросил Ниг.

Он не успел даже договорить — возле подъемника послышались шаги, негромкие голоса.

— Ниг, по постановлению Чрезвычайного совета Верховного собрания мы должны доставить вас в Приют, — входя в комнату, проговорил молодой чиновник в желтой форменной шапочке. За его спиной теснились еще несколько служителей в таких же головных уборах.

— Я не понимаю вас… И почему среди ночи…

— Выполняйте постановление! — Чиновник протянул Нигу металлическую карточку, удостоверяющую его полномочия.

В Приюте, когда туда прибыл Ниг, было не повернуться — повсюду; на полу, на лежаках, на скамьях вдоль стен — сидели только что доставленные сюда сотрудники Комитета по полетам. Увидев Фида, космонавт протиснулся к нему.

— В чем дело? Ты что-нибудь понимаешь?..

Вместо ответа Фид указал другу на окно.

— Посмотри туда. Видишь зарево? Это горят руины Комитета. Они взорвали его.

— Кто они?!

— В полночь Пим и его приспешники захватили Верховное собрание, а затем объявили, что этот шут, этот виршеплет назначается диктатором. Потом уничтожили Комитет, а всех нас, как угрожающих безопасности Унета, свезли сюда…

— Надо бороться, — гневно произнес Ниг.

Давран не предупредил о своем приезде, поэтому на станции его никто не встречал. Солнце только поднялось из-за окоема, длинные тени деревьев лежали на дороге, по которой шел молодой археолог. До раскопок было километров восемь, но Давран не стал ждать попутную машину: он любил прогуляться по утреннему холодку. В руке у него болтался старый потертый портфель — в одном из его отделений холостяцкий набор: полотенце, мыльница, зубная щетка, бритва. В другом — тоненькая папка с тесемками, в ней лежали всего три машинописных листка. Ясно, что с подобным багажом путь до лагеря экспедиции показался не в тягость аспиранту.