Мэтт Хейг - Эхобой

Розелла пожал плечами.

— И да, и нет. Я хочу сказать, если разложить нас на атомы, мы — просто горстка пыли, комбинация безжизненных молекул, которые вместе создают жизнь. На самом деле люди — просто умные машины, такие же, как Эхо.

— И я не стану настоящей Эхо, — сказала я. — Я притворюсь Эхо. В этом вся разница.

Я знала, что особой разницы на самом деле не будет. Если я буду выглядеть, как Эхо, то и относиться ко мне станут соответственно. Но никакого другого плана в голову мне не приходило.

— Пожалуйста, прошу вас, давайте сделаем так. Они ищут человеческую девушку, а не Эхо.

— Ты уничтожишь свою жизнь, — сказал Дэниел. — Эхо — граждане второго класса. Даже у домашних животных прав больше. У мышей больше прав! Даже у крыс. Ты не знаешь, каково это.

Я почувствовала дурноту. И странное чувство вины, как будто я предала родителей. Не такого будущего они для меня хотели. Я должна была поступить в Оксфорд. Но сейчас я не могу этого сделать. Даже учиться дистанционно будет слишком опасно. Нет. Я была беглянкой. Я собиралась жить анонимно, в полной безвестности, на Луне. Но у меня не было возможности выбирать из миллиона вариантов. Остался только выбор между жизнью и смертью.

— Я не должен был об этом говорить, — сказал Дэниел. — Я просто думал, что может быть способ попасть на шаттл вместе.

— Какой? Например, засунуть руки в карманы?

— Я не знаю…

Розелла мерила шагами комнату.

— Дело не только в отметках. У тебя человеческая кожа. Любой эксперт по Эхо увидит разницу. Следы от прыщей, поры и прочие недостатки. Посмотри, вот микротрещинки.

Я коснулась лица и внезапно почувствовала неловкость перед Дэниелом.

Розелла оценивающе осмотрела меня.

— Los ojos — глаза, — сказала она. — Они ореховые. У Эхо производства «Касл» они зеленые, а у «Семпуры» — карие. Темнее твоих. У меня естественный цвет глаз тоже ореховый, как и твой. Подожди-ка…

Через пару мгновений она сняла свои линзы.

— Информационные линзы с UVA-фильтром. Вещь первой необходимости в испанской пустыне. Они не прозрачные. Посмотри, это коричневые радужные оболочки. Такие же, как у Эхо «Семпуры». Я ношу их, чтобы защитить глаза от солнца. Себе я достану другие.

Я вставила линзы. Розелла осмотрела мои руки и лицо.

— Чтобы изменить кожу, тебе придется отправиться в сосуд. Сейчас есть три свободных емкости. Я проверю, достаточно ли кератина в реконструирующей жидкости. И если все пройдет удачно, то я смогу сделать эпидермис, верхний слой твоей кожи, таким же, как у Эхо. Хотя бы на вид.

— Но это очень трудно. Дело в том, что жидкость поднимается очень медленно, и процесс невозможно ускорить. Тебе придется задержать дыхание на три минуты.

— Я справлюсь, — сказала я, не имея ни малейшего представления, так ли это.

— Ты уверена? — спросил меня Дэниел. — Ты не обязана этого делать. Должен быть другой способ.

— Луна — лучший вариант для нас. Ему даже в голову не придет искать меня там.

— А еще он последний человек в мире, который подумает, что можно по доброй воле захотеть стать Эхо, — сказала Розелла, которая прекрасно знала, что мой дядя относился к Эхо только как к товару.

Мы спустились вниз, к сосудам. Это были гигантские яйца, которые парили над полом. Мы прошли мимо множества занятых сосудов. Там, думала я, находились Эхо, которых разрабатывали для моего дяди. А потом мы дошли до сосуда с открытой дверью.

— Тебе придется раздеться, — сказала Розелла.

Я посмотрела на Дэниела.

— Отвернись, — сказала я.

Не думаю, что он когда-нибудь испытывал смущение или знал, что значит переживать из-за того, как выглядит твое тело, но он отвернулся.

Я разделась.

— Ты справишься, — сказал Дэниел, глядя на стоящий в отдалении рабочий стол.

— Если что-то пойдет не так, стучи что есть силы… У тебя все получится. Все будет в порядке, — это были последние слова Розеллы перед тем, как я вошла внутрь.

Дверь захлопнулась автоматически. Я была заперта в сосуде, прохладная жидкость постепенно поднималась, и меня охватила паника. Они не могли меня видеть. Что, если они меня не услышат? У этих сосудов, должно быть, хорошая звукоизоляция.

Жидкость поднималась. Выше, выше, выше. Она покрыла ступни, талию, шею. По коже побежали мурашки. Я попыталась замедлить дыхание, вспоминая мамины уроки по йоге.

— Чтобы задержать дыхание, нужно остановить мысли, — однажды сказала она. — Замедли их ход. Твое сознание всегда слишком активно, внимание перескакивает с одного на другое, порхает, как бабочка. Ты должна научиться его останавливать.

Я сделала последний вдох, чувствуя, как жидкость дошла до подбородка и губ. А потом закрыла глаза и задержала дыхание.

Я увидела папу и маму. Вспомнила, как они брали меня в Париж в субботу по утрам. Папа проплывал весь бассейн под водой. «Думаю, в прошлой жизни я был рыбой», — говорил он.

Прошлая жизнь.

А потом я вспомнила, чему он учил меня. Он знал, что я боюсь погружаться с головой, и пытался помочь мне победить этот страх.

— Чтобы сделать это, нужно отключить мысли… Чтобы сделать это, не нужно очень сильно стараться. Просто представь, что ты — ничто. Просто еще одна естественная часть бассейна.

Сколько времени уже прошло?

На этот вопрос было трудно ответить. Казалось, что прошло уже минут десять. Но, наверное, это была всего минута. Но в то мгновение, когда я уже думала, что легкие вот-вот взорвутся, и меня начало трясти от паники, случилось кое-что еще. Что-то твердое уперлось в мое плечо, и я почувствовала резкую, жгучую боль. Это была отметка о производителе. Почему Розелла не сказала мне, что отметку поставят здесь, в сосуде?

Боль была такой сильной, что я открыла рот, чтобы закричать. Я невольно сделала огромный глоток горькой минеральной жидкости и забарабанила руками по стенкам сосуда так сильно, как только могла, понимая, что у меня осталось не больше секунды.

А потом я умерла.

Вернее, подумала, что умерла.

Но иногда то, что мы считаем концом, — просто хорошо замаскированное начало.

И я очнулась. Я была голой. Правда, Розелла защитила меня от холода и смущения, накинув на меня одежду.

Губы Дэниела касались моих. А потом я выплюнула жидкость; она обожгла мне горло, когда выходила из легких. Он буквально вдохнул в меня жизнь. Физически я была слаба, но чувствовала огромную внутреннюю силу.