Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете…

Закончив приготовления, Голем решил предъявить осажденным ультиматум. Вначале он собирался изложить его содержание лично, но потом передумал, рассудив, что, вступая в прямые переговоры с преступной бандой, уронит свое достоинство. Кроме того, он просто побоялся связываться с искусными брехунами-универами, которые могли осрамить его в глазах соратников. Общение с Чейзом и пребывание в столице не прошли для Голема даром, он вырастал в политического деятеля.

Сочинив ультиматум, Голем поискал глазами, с кем его отправить. Взгляд его упал на болтавшегося возле начальства ректора.

— Ты кто? — спросил он.

— Я ректор Веронского университета, — представился тот, нервно взлохмачивая голову.

— Отнесешь бумагу бандитам. Причешись только, ходишь растрепанный, как баба.

— Извините, синьор, — растерялся ректор, — я курчав от природы.

— А ты их бриллиантином, — посоветовал командующий. — Пиджачишко застегни, вид у тебя больно расхлябанный.

Он вздохнул, давая понять, что следовало бы подыскать более достойного парламентера, да некогда, подтолкнул ректора в спину. Маститый наставник веронского юношества еле устоял на ногах, безропотно принял всученную ему палку с белой тряпкой на конце и, спотыкаясь, двинулся выполнять задание. Унижения он не ощущал, один только отчаянный животный страх.

Когда ректор доплелся до осажденных, у него был столь жалкий вид, что его не стали расспрашивать, а усадили, дали таблетку валидола и напоили горячим кофе. Чуть придя в себя, он трясущейся рукой молча протянул Дезару ультиматум.

Дезар засмеялся.

— В чем дело? — нетерпеливо спросил Ферфакс.

— В пяти фразах девять грамматических ошибок. Этот выдающийся документ заслуживает огласки. Слушайте: «Здавайтес и будете просчены. Ублютков вернем в кланы. Сторти пасадим. Остальных сонируем. Начальник притореанской гвардии». А ведь это ваш студент, профессор.

— Он мастер по мотокеглям, освобождался от занятий, — оправдался ректор.

— Итак, Рома и Улу разлучат, Сторти отправится в тюрьму, а всех нас «сонируют», то есть «пасадят».

— Он говорит лучше, чем пишет, — заметил невпопад ректор.

— Посоветуйте начальнику гвардии ограничиться речами. В конце концов, в грамотеях для услуг у него не будет недостатка. Мог бы и вас попросить.

— Хотите меня оскорбить?

— Чего уж вас добивать! Вы, надеюсь, сами уразумели, кому подались в холуи.

— Я признаю, что Голем… э… несколько крут. Но его поправят, не сомневаюсь. — Он опасливо оглянулся. — Чейз интеллигентный человек, у нас с ним вполне корректные отношения, думаю, он не откажет просьбе своего бывшего шефа смягчить вашу участь.

— Мы не нуждаемся в вашем заступничестве, синьор, — сказал Ром.

— Ром прав. Приберегите связи с Первым консулом для себя, они могут вам пригодиться.

— Что мне сказать Голему?

— Чтобы он катился к чертовой матери! — заявил Метью.

— Примерно так, но в других выражениях. — Дезар попыхтел трубкой. — Скажите, что его действия незаконны и мы направляем депешу Первому консулу с требованием принять немедленные меры к прекращению насилия над честными гражданами.

Ферфакс одобрительно кивнул.

— Не удивляйтесь, — продолжал фил, видя, что молодые люди смотрят на него с недоумением, — нам надо показать всем, что мы не преступники, а жертвы беззакония.

— Голема ответ не удовлетворит, — заметил ректор.

— Это уже не ваша забота.

— Подумайте, синьор, не имею чести знать вас по имени. Вы берете на себя большую ответственность. Может пролиться кровь.

— Что мне сказать вам, ректор… Мы с вами говорим на разных языках. И не потому, что вы биолог, а я философ, а потому, что вы принадлежите к породе трусов. Именно на таких вина за все безобразия, которые творятся сегодня на Гермесе.

— Я считаю ниже своей чести отвечать на подобные выпады, — заявил ректор, напыжившись. Как все самоуверенные люди, он быстренько выкинул из памяти неприятный эпизод с Големом и полностью восстановил свой апломб. — Мое поведение продиктовано не мыслью о собственном благе, а заботой о нравственном здоровье нашего общества. История нас рассудит. Благодарю за кофе, синьора Монтекки. — Он встал и пошел к выходу, но у порога остановился. — А вы, профессор Капулетти… Я всегда считал вас разумным человеком, убежденным сторонником профессионального кланизма. Неужели вы допустите, чтобы вашим знатным именем козыряли универы?

— Смотрю я на вас, ректор, и думаю: ничему вы не научились. Я тоже был трусом, точнее, равнодушным, но, как видите, исправился.

— Безумцы, — пробормотал ректор и отправился докладывать о результатах своей миссии.

Он нашел Голема пререкающимся со старшим полицейским. На требование убраться в казарму робот ответил, что подчиняется только префекту. Голем разозлился, припомнил урон, понесенный им от наглого механизма в Мантуе, и хотел было отыграться на сержанте, чтобы отплатить всему этому поганому племени, но вовремя вспомнил, что теперь он официальное лицо, и роботы до некоторой степени союзники чейзаристов. Пришлось связаться по телефону с префектом, который не заставил себя уговаривать, распорядился снять охрану у дома Монтекки и попросил только подтвердить требование начальника гвардии письменным распоряжением. Голем охотно послал ему таковое — подобная канцелярщина поднимала его в собственных глазах.

Выслушав парламентера, Голем усмехнулся.

— Пусть жалуются. Вот они дождутся ответа! — Он ткнул в лицо ректору огромный кукиш. — Зови ко мне центурионов.

Принципиальный защитник профессионального кланизма, начинавший привыкать к шалостям своего бывшего студента, помчался выполнять ответственное поручение. Голем не стал передавать командному составу точного ответа на ультиматум, а сказал, что на милостивое предложение о сдаче мерзавцы универы ответили с невероятной наглостью, оскорбив лично Первого консула. «Что будем делать?» — спросил он, соблюдая демократическую процедуру. Решение было единодушным: штурмовать!

Под звук трубы чензаристы двинулись в атаку. Голем был незаурядный кулачный боец, но бездарный полководец. Ему не пришло в голову использовать уязвимое место обороны — сад, и он бросил все силы на дом. К тому же кланисты не успели приобрести воинских навыков. Едва только поступил приказ нападать, они превратились из стройной армии в разбойничью ватагу, не слушающую приказов своих доблестных декурионов и центурионов из числа бывших физов, истов, юров и так далее. Встретив сокрушительный водометный «огонь», нападающие откатились под хохот и победное улюлюканье защитников дома Монтекки.