СССР 2061 - СССР-2061. Сборник рассказов. Том 2

Впрочем, Антон тут же прогнал эту мысль прочь. Технически Китай до сих пор оставался чуть впереди Союза, отброшенного войной в развитии на много лет назад. Сейчас разрыв стремительно сокращался, но всё же не было ничего удивительного в том, что мальчишки предпочитали проектировать новые модели ракет или виртуальные технологии совместно с китайскими друзьями.

Солнце сияло с огромного монитора и наполняло жизнью всё вокруг. Фоном за домом виднелись гибкие ленты мостов со скользящими по ним машинами, стеклянные небоскрёбы и утопающие в зелени экологически чистые заводы. Температура в помещении восстановилась, и ледяной холод, сковывавший всё ещё десять минут назад, тоже начал казаться сном. В конце концов, через пару месяцев он вернётся домой, в отпуск, и ждать оставалось совсем недолго.

— Вы не спите? — Дверь бесшумно отъехала в сторону, и на пороге появился Герхард. Этот молодой парень был одним из самых талантливых помощников Антона, родом из Советской Германии, приехавший учиться в Петербург. Вообще в последнее время учиться за рубежом, то есть в СССР, у иностранцев стало модным, а многие из них и вовсе предпочитали потом оставаться в Советском Союзе. Герхард был как раз из таких, и Антон не без оснований считал его одним из лучших приобретений советской науки.

— Я — нет, — отозвался Антон. — А ты что не отдыхаешь?

— Какое там! — отмахнулся Герхард. — Тут такое дело. В общем, с Земли пришли результаты анализов наших образцов от Александра Николаевича.

Антон улыбнулся про себя. С их общего с Сашей тяжёлого военного детства прошёл уже не один десяток лет, а он до сих пор не мог привыкнуть, что кто-то называет его друга по имени-отчеству.

— И что там? — стараясь придать своему голосу заинтересованность и героически отгоняя сон, спросил он.

— Первоначальная гипотеза подтвердилась, — торжествующе сообщил Герхард. — Здесь действительно есть живые организмы. Взгляните, — он протянул ему тонкий планшет. На нём шло видео, заснятое в советской лаборатории во время анализов. Увеличенные в миллионы раз странной формы организмы копошились на нём, сталкивались, разбегались, а затем вновь начинали стремиться друг ко другу. Вначале они притирались между собой робко, боязливо, а затем, вздрагивая, сливались и превращались во что-то уже совершенно новое.

Тепло разливалось по станции, стирая в памяти последний след и свирепствовавшего над климатическим куполом мороза, и сна из далёкого прошлого, и всех былых сомнений. Антон видел, как на его руках упрямо и энергично пульсирует ЖИЗНЬ, горячая, стойкая в своём неизменном желании существовать. Он смотрел на эти на самом деле невидимые человеческому глазу молекулы и чувствовал, как заряжается от них силой. Ради вот этих неприметных существ стоило жить дальше, справляясь с жарой, холодом, разлукой с домашними и огромным множеством других трудностей. Настоящая жизнь всегда существовала не благодаря, а вопреки, и ради неё стоило двигаться дальше — к бесконечному горизонту новых побед…

Я их сразу отметил. Молодые бороды, полосатые шапки — петушки, торчащие бодренько. На одном клетчатая куртка и однотонные треники, старорежимные кеды с резиновым пятачком на боку. На другом бежевое пальто "в ёлочку", брюки из офицерской диагонали, на ногах рыжие, начищенные до блеска туфли фабрики "Скороход".

Один читал "Вестник академии наук". Второй "Ядерные реакторы. Учебник для ВУЗов".

Первый хмурился и губы дул печально. Второй хихикал с детской искоркой в глазах. Перемахнет страницу, вчитается на мгновение, так что взгляд посерьёзнеет — и вновь хихикает. Даже ахает временами. Будто анекдоты пролистывает.

Это меня и задело. Реакторы как-никак. Вопрос серьёзный.

Я рядышком присел.

— Что это вы, — говорю, — так веселитесь? Чего смешного?

Надо сказать — настроение у меня было никудышнее. Утюг у меня сгорел новый. Полдня в магазине простоял и зря всё. Деньги так и не отдали. Идите, говорят. Жалуйтесь хоть президенту.

Потому я к парню с учебником и прицепился. А он — молодец. Другой бы, верно, послал и не глянул. А парень этот улыбнулся мне так, свойски, и учебник развернул. И пальцем в графики:

— Температурный режим, — сказал так просто, что я сразу будто своим сделался.

— И что? — слегка стесняясь, поинтересовался я.

— Это бомба, а не реактор, — он поднял брови. — Школьнику же ясно.

Я на корешок книги покосился. Всё верно. Учебник для ВУЗов. Не показалось.

— Это же где школьники такое читают? — спросил у него осторожно.

Парень как-то поскучнел. Книгу пальцем заложил, но линию свою не оставил:

— Такое, отец, читать нельзя. Это скоро поймут.

А главное — лет десять у нас разницы-то. Какой я ему отец?

— Ты что, парень, — опешил я. — Ты это за что меня стариком считаешь?

— Не обращайте внимания, — откликнулся тут первый, который с газетой. — У него бывает.

— Извините, — проговорил второй и даже покраснел слегка. — Неудобно вышло. Простите.

Я уже лет десять не видел, как люди краснеют. И главное — вот я только из магазина. Врут в глаза торгаши — и хоть бы глазом моргнули. За рупь удавятся. А этот стесняется пустяка.

И тут до меня дошло. С головой у парня плохо. Потому и вежливый.

Отодвинулся слегка. Мало ли что ему ещё смешным покажется.

— Спасибо, — говорю. — Не беспокойтесь.

Как назло тут же я сообразил, что другой читает не сегодняшнюю газету. И не вчерашнюю. А за четырнадцатое апреля. А сегодня — День Космонавтики. Послезавтрашнюю, значит.

— И что, — говорю с ехидцей, — там? В будущем?

Парни дрогнули, переглянулись.

— Нормально, — отвечает, который с газетой. — А что?

— Ничего, — говорю. — Интересуюсь просто. Как у нас там. Что будет.

Думаю — сейчас про цену на колбасу спрошу. Похихикаем. А они опять друг на друга поглядели.

— Так заметно, да? — который с учебником проговорил. — По одежде, да?

Думаю — дурачатся парни. Ну и, чтобы разговор поддержать:

— Приоделись, — говорю, — как на КВН. Так сказать — академгородок восьмидесятых на природе. Ми-ла-я моя-а, солнышко лесно-ое…

Они опять друг на друга смотрят. Который с учебником бледнеет. Говорит товарищу своему:

— Там на фотографиях дат не было. А деду вроде за сорок, я и подумал…

Другой только вздохнул. Ногу на ногу закинул. И говорит:

— С колбасой нормализуется, товарищ. По два двадцать докторская. По три пятьдесят сервелат. С пятьдесят второго года.