Алена Дашук - Картофельная яблоня (сборник)

Павлов заезжал сюда нечасто. Интересной игры здесь не предвиделось. Скорее, добирал количество. Он придерживался той точки зрения, что всяк человек ценен. Почему бы и не один из этой стонущей изнемогающей биомассы. Любая биомасса – это совокупность уникальных душ, если разобраться.

Он обернулся и наугад протянул руку. Его пальцы коснулись плеча хрупкой сероволосой девушки.

– Пойдём, проведу, – спокойно сказал он, осознавая, что в эту секунду полностью изменяет судьбу неприметной мышки.

Девушка посмотрела на него с ужасом. Ужас был порождён мыслью, что неизвестный зло пошутил. Её сердце рванулось к горлу. Вернуться в положение, в котором она находилась ещё секунду назад, было бы, несомненно, смертельным ударом. Её глаза расширились. Со щёк спал румянец. Неужели… Толпа взвыла. В спину счастливицы полетели сжигающие взгляды и грязные ругательства. У людей так заведено – ненавидеть того, кто проскочил туда, куда тебя не пустили.

– Ну и вкус у тебя, – фыркнул охранник, провожая пару внутрь неприступной пещеры сорока разбойников.

Павлов сидел и потягивал вечный свой кофе. Хозяин заведения был ему многим обязан и всегда оставлял этот столик за Павловым. Алкоголь Андрей Семёнович не пил. От алкоголя раскрепощаются эмоции. Тоска, живущая в нём, может выплеснуться чёрной волной, и тогда берегись. А ещё презрение. Презрение – это гораздо хуже ненависти. Ненависть – сильное чувство. Вроде обратной стороны любви. А презрение рождает только внутреннее одиночество и скуку. Бездонную, беспросветную скуку существа, которому нет ни друга, ни достойного противника.

Павлов смотрел вниз, где перед сценой извивалась ещё одна толпа. Такая же биомасса, что и у входа. Только частицы этой массы искренне считали себя избранными. Их пустили туда, куда большинству был вход заказан. Где-то среди них упивалась своим превосходством и восторгом сероволосая девушка. Её звали Люда. Впрочем, какая разница. Павлов даровал ей ощущение своей исключительности и значимости. Теперь её жизнь сильно изменится. А ещё она будет названивать ему, плакать в трубку, молить о встрече… Люди очень быстро впадают в зависимость от тех, кто дарит им ощущение собственной избранности.

Пока же она счастлива. И это счастье бросил ей он. Как кусок мяса голодной дворняге. За мимолётную тень счастья люди также готовы платить любую цену. Например, жизнь. Но пусть она не боится. Её никчёмная жизнь ему не нужна. У неё, как и у любого представителя биомассы, есть кое-что гораздо более ценное. Бессмертное. Вечное. Надо только, чтобы обладатель этого вечного полностью зависел от воли Павлова и был готов платить за его услуги своей собачьей верностью. А подписание кровью каких-то там купчих – прошлый век. Сказки для любителей дешёвых триллеров. Просто, когда надо будет сделать выбор, преданные ему люди изберут его, не задумываясь.

Сероволосая Люда уже была готова. Осталось только закрепить полученный результат и идти дальше.

Павлов нехотя встал и проследовал за кулисы. Со сцены в полумрак закулисья метнулся молоденький паренёк в широких штанищах и бейсболке. Он тяжело дышал и вращал очумевшими от ударной дозы глазами. Павлова он узнал сразу. Паренёк изъяснялся по-французски, что для Павлова было, впрочем, глубоко безразлично. Не он ли сам способствовал языковому разобщению людей? Давно это было…

– Андрэ, ёу! – выкрикнул паренёк и проделал какой-то ритуальный танец в знак приветствия.

– Как дела? – Павлов строго оглядел старого знакомого.

– Клёво! Как сам? – парень расплылся в бессмысленной улыбке. Его сильно «плющило и корячило». Кажется, именно так называют то состояние, которое является следствием щедрого унавоживания мозгов дурью. – Твоими молитвами!

– Так уж и молитвами, – усмехнулся Павлов.

– Три года в топах! Слыхал?

– Я не меломан, – сдержанно напомнил Павлов.

– Один хрен, ты крут, парень! Если бы не ты… – неожиданно именитый DJ расчувствовался и стиснул Павлова в объятьях. – Подох бы я в своей сраной провинции. На фабрике, бля, пробки бы строгал, мать их!

– Талантам надо содействовать. – Павлов отстранился от благодарного протеже.

– Слышь, перец, а как ты тут, в Раше-то? – «Звезда» вдруг ухватила за кончик хвоста остатки ускользающего интеллекта, сопоставила факты, проанализировала временные и пространственные изменения.

– Считай, что отслеживаю твои успехи, – Андрей Семёнович уселся на стоящий рядом барный табурет и взглядом отогнал вертящихся неподалёку людей, желающих чем-нибудь услужить «суперстар». – За одним, хотел тебя об одной услуге попросить.

DJ метнул в воздух какой-то сверхмодный жест.

– Для тебя, хоть задницей по наждаку!

– Знаю. Тем более, тебя моя просьба, думаю, не обременит. Задница твоя, уж точно, не пострадает.

– Валяй!

Павлов подошёл к черте, отделяющей закулисье от вспыхивающей короткими световыми ударами стробоскопов сцены. Поманил парня пальцем. Тот послушно подошёл, сопя и кривляясь. Его тело не могло зафиксироваться в одном положении ни на секунду.

– Девушку видишь? – Павлов указал на тусклые волосы Люды, затерянные в толпе рыжих, золотистых и иссиня-чёрных шевелюр.

– Вон ту, что ли? Мышь пятицентовая! – «Звезда» поморщилась.

– Надеюсь, тебе несложно будет уделить ей немного твоего внимания?

Парень почесал в паху и заскучал.

– Трахнуть что ли?

– Вульгарный ты, – заметил Павлов. – Подарить человеку радость, о которой она не смела и мечтать.

– Окей, договорились.

Со сцены донеслись оглушительные вопли ведущего программы. Толпа под сценой вспенилась и принялась истошно скандировать псевдоним суперстар. Кто-то сорвался на визг. Кто-то швырнул на сцену пластиковую бутылку. «Звезда» осклабила в улыбке белоснежные виниры и, отсолютовав на прощание, выпрыгнула на залитый ослепительным светом пятачок.

Павлов вышел из клуба и вдохнул полной грудью сырой прохладный воздух. Здесь было хорошо. Здесь не было людей. Позже он позвонит сероволосой Люде и убедится, что теперь она полностью принадлежит ему. Безраздельно и навечно. К сожалению, он в этом не сомневался. Звонок будет только «контрольным выстрелом».

Скучнее всего вербовать людей с унылыми лицами именно в таких местах: возле помпезных клубов; в шикарных, многим недоступных бутиках; у рядов с дорогим тряпьём или побрякушками. С ними партия заканчивалась, не успев начаться. Достаточно было исполнить одно-два их вожделения. Павлов не любил этих людей ещё и за то, что, по сути, его функцию по отношению к ним мог выполнить любой смертный, на чьих банковских счетах каталось чуть больше нулей, чем у среднестатистического представителя рода человеческого. Это Павлова унижало. За это он не упускал случая заполучить в своё пользование побольше душонок тех… которые с нулями. С ними возиться было любопытней. Тряпки, тачки, цацки и прочая мишура их, как правило, не очень занимала. Они вожделели по – крупному. К ним требовался индивидуальный, творческий подход.