Канделаки Коста - Доза

 - Охочусь, — усмехнулся Кит.

 - Ну–ну, — процедил Роб. — Так что, идем? Тебе куда? Составлю компанию, если по дороге.

 - Никуда вы не пойдете, — вмешалась девушка. — Хотя бы пока не кончится ливень.

 Мужчина покачал головой.

 - Мне дождь не страшен, — гордо произнес он. — Это вы промокли до нитки, а моя шкурка, — он похлопал по влажному комбезу, — спасает меня ото всего. Ее и иглой не возьмешь — метокситановая нить. Даже пистолетная пуля с пятидесяти метров уже не возьмет.

 - Ого! — улыбнулся Кит. — Мне бы такую шкурку! Тоже из прошлой жизни?

 - Оттуда, — кивнул Роб. — Ну? Идем?

 Киту не хотелось никуда идти. Очень нужно было. И очень не хотелось. Было очевидно, что Джессика непрочь приютить его хотя бы на время, хотя бы пока он не обсохнет. На просыхание уйдет не меньше часа. А там уже и ночь… Не выгонит же она его на ночь глядя! А там… Чем черт не шутит…

 Но нужно позаботиться о дозе на утро для мамы.

 - Ты не пойдешь никуда, — сказала Джессика.

 Он покачал головой.

 - Мне нужно. Ты же видела маму.

 - Ну хотя бы обсохни! Я включу электрокамин. Через час ты будешь сухим.

 - Послушай ее парень, — улыбнулся Роб. — Охота подождет.

 Не дожидаясь ответа, словно все уже было решено, он повернулся и вышел из подъезда, захлопнув за собой дверь.

 Кит не успел ничего ни сказать ни подумать — девчонка схватила его за руку и потянула к лифту.

 Лифт работал! Они поднялись на седьмой этаж, но прежде, чем ввести Кита в квартиру, она остановилась у двери и, взяв его за пуговицу ветровки, произнесла:

 - Что хочу сказать… Если ты думаешь, что… Если ты… То тебе лучше догнать Роба.

 - Ты о чем? — прикинулся он дурачком.

 Она улыбнулась, кивнула.

 - Рада, что ты меня понял.

***

 В последнее время ему часто снится этот сон.

 Мама здорова. Они идут по двадцать седьмой улице, в парк. Она держит его за руку и что–то рассказывает, что–то веселое и очень важное для понимания его, Кита, прошлой жизни. Но Кит никак не может расслышать ее слова — мамина речь неразложима на отдельные звуки как журчание ручья.

 Они идут почему–то очень быстро. А ведь Кит еще маленький; он не поспевает за быстрым маминым шагом и ему приходится почти бежать.

 Навстречу движется поток людей. Не видно, чтобы кто–то шел в ту же сторону, что и он с мамой, но навстречу им движется целый поток, серая масса, которая вот–вот сметет их с пути. Мужчины, женщины, дети, они идут медленно и бессмысленно, словно рыбы, плывущие от одной стенки аквариума до другой, чтобы там повернуть и так же медленно и бессмысленно плыть обратно. На их лицах застыли прозрачные шутовские улыбки, а в глазах не видно ничего, кроме пустоты.

 Мама останавливается у тележки мороженщика. Кит очень хорошо помнит эту тележку, она всегда стояла налево от входа в парк, и к ней вечно было не пробиться, потому что уже тогда мороженое становилось редкостью.

 Но сегодня возле тележки пусто, нет никакой очереди.

 - Два ванильных, без сои, — говорит мама.

 Кит привычно протягивает руку, чтобы взять холодный ароматный рожок, но тут его запястье стискивают чьи–то сильные и жесткие пальцы. Это мороженщик.

 Кит не понимает, что происходит. А мороженщик, еще крепче сжав его руку, быстро поднимает рукав детской рубашки и подносит к сгибу, туда, где вдруг большим пульсирующим волдырем надулась вена, поблескивающий шприц.

 - Мама! — кричит Кит. — Что это?! Зачем?!

 - Тише, сынок, — отвечает мама. — Ты же хочешь пойти в парк?

 - Нет, — отвечает он. — Не хочу. Там собаки. Они съедят нас.

 Мороженщик никак не может попасть иглой в его вену, потому что Кит дергается, прыгает, пытается вырвать руку. Тогда мама приходит продавцу на помощь. Она обнимает Кита, крепко прижимает к себе, лишая возможности двигаться.

 Он видит прямо перед своим лицом мамину бессмысленную улыбку гуимплена, обнажившую анемичные десны с шатающимися зубами. Ее стеклянные глаза–пуговки не знакомы ни с любовью, ни со слезами, ни с искорками радости — они пусты и безжизненны.

***

 На этом месте он всегда просыпается. Еще ни разу ему не удалось досмотреть этот сон до конца, а в том, что у него есть продолжение, он не сомневался.

 Ливень утих, но дождь еще продолжался, постукивал неторопливыми каплями по карнизу. Ночь.

 Ночь давно стала его любимым временем суток. Ночью район номер восемь перестает быть похожим на нынешнего себя, и тогда можно представить его таким, каким он был двадцать лет назад — сонным, тихим, с любопытной улыбкой заглядывающим в будущее. Да, тогда, если выглянуть ночью в окно, можно было увидеть огни рекламы, фонари, фары редких машин, парочки, спешащие в ночной клуб или возвращающиеся из бара. Сейчас в окно смотреть бесполезно. Если на небе хорошая луна, то можно рассмотреть только контуры домов да пустые провалы захламленных улиц. И все же, ночь — это любимое время суток, потому что ночью город больше всего похож на себя двадцатилетней давности…

 Квартира Джессики оказалась уютнее, чем он ожидал, чистой и ухоженной. Как ни силился, Кит не мог представить эту девушку, ходящей по комнатам с тряпкой для протирания пыли, или рядом с пылесосом, или возле кухонной плиты. Ее образ, сложившийся у него за короткое время их знакомства, никак не вязался с домашним хозяйством.

 Вечером они выпили по чашке растворимой гадости с ароматом чая, разбавив ее соевым молоком и сахарином. От безвкусной соевой лепешки с соевым же сыром он отказался — не хотелось так быстро расставаться с воспоминаниями о вкусном ужине у Роба.

 Она постелила ему на старом диване в гостевой, с ироничной улыбкой пожелала ему спокойной ночи… И заперла дверь снаружи на ключ!

 - Эй! — позвал он. — Ты с ума сошла?! А если мне приспичит ночью?

 - Там у тебя есть дверь, налево, — услышал он ее удаляющийся голос. — Это туалет.

 - Ну… Ну а если будет приступ?

 Она, кажется, остановилась, призадумалась.

 - Но ведь случались же у тебя приступы и раньше, — ответила она наконец. — И никого не было рядом. И ничего.

 - Жестко… Ну а если… Если я захочу попить… Или…

 - В баре есть вода. И соевые чипсы, если ты вдруг захочешь поесть. На полке стоят книги, если захочешь почитать. Есть плейер, если захочешь послушать музыку. Только не забудь надеть наушники. Если захочешь поиграть, там где–то валялась игровая приставка. Кажется, она еще работает.

 Вот коза!

 Но он был неготов к такому повороту событий. Кит и сам не знал, почему он решил, что сегодня ночью ему что–нибудь обломится, но сейчас чувствовал себя жестоко обманутым.

 - Ну а если… — начал было он, но она не дала ему договорить.