Алекс Белов - Бифуркатор (СИ)

Мне стало чуточку страшно.

— Ладно, — вздохнул я. — Похоже разговор у нас не получится.

Я встал.

— Зато теперь я ещё сильнее хочу убить тебя, — говорит Серый.

— Слушай. Стёпка, ты ж его знаешь, он очень умный. Может, он вернётся. Может, он найдёт способ выйти из одного дня. Ты б не придумал, я бы не придумал. А он придумает, вот увидишь!

Внезапно, Сергей задумался.

— Как вы сумели кинуться спасать твоего брата?

— В смысле?

— Ну куда вы писали? Как Стёпка догадался?

Я вдруг замер, понимая замысел Серого.

— Вообще, мы написали на сайт компании Сомерсет. А потом они сами связались с нами. Ну как-то так. Ты хочешь попробовать спасти Стёпку?

— А почему бы и нет! — Сергей пожал плечами. — Если ты рискнул, почему бы и мне!

— Ну… — я задумался. — А с чего начать? Если ты снова напишешь Сомерсету, не уверен, что они ответят. Тогда они восхитились нашим умом — Стёпкиным умом, — поэтому связались. А сейчас… я даже не знаю что делать.

— Так поедем в Питер! — воскликнул Серёга. — Давай ещё раз найдём этих тварей!

— Не уверен, что мы сможем их найти в этом Питере. Нам нужна другая реальность. А туда нас уже никто не пустит. Нас снова закрыли в нашем мире. Мы снова играем по их правилам. И мы не сможем взять и так вот просто открыть дверь в параллельную вселенную, потому что мы — простые букашки. А они — боги. Их алгоритмы нерушимы.

Серый задумчиво постоял. Над ним пронзительно какркнула ворона и сорвалась с пожелтевшей берёзы.

— Я покумекаю, — сказал он. — И если что-то придумаю, ты обязан поехать со мной.

— Конечно! — воскликнул я. — Если появится шанс спасти Стёпку, то я всегда за!

Но дни шли, а шанса не появлялось. Вечером я обнаружил, что сайт Сомерсета закрыт, а значит, нас отрезали от их реальности. Сейчас Твари занимаются своими вселенскими делами, и как нас звать забыли уж поди.

Через неделю мой отец чуть не подрался на автостоянке с отцом Сергея. Тот наехал первым, назвав меня убийцей. А ещё через полторы недели Герундовы уехали. Совсем. В другой город. В их дом вселилась молодая пара с трёхлетней дочкой.

Серёгу я больше не видел. Слышал лишь, что переехали они в Воронеж.

Я вроде бы вернулся в реальность. Возобновил с Вероникой отношения, Андрюшка теперь казался нормальным. Как складывались его дела в школе — уж не знаю, но директор и учителя были предупреждены о нашей летней экспедиции. Ученики знали меньше, но всё равно шептались о нас за спиной. Самые отважные спрашивали в лоб; кто-то чуть взволновано, кто-то называл меня убийцей. Несерьёзно, конечно, а так, чтобы поиздеваться, но подобное раздавалось в мой адрес редко. Вероника принадлежала к числу ребят, которые не хотели вмешиваться в чужие дела. Поэтому она почти ничего не спрашивала о наших приключениях и Стёпке. За что я премного ей благодарен.

Зато я часто думал о своём пропавшем друге. Точнее сказать, не хотел думать, но сознание время от времени рисовало облик Стёпки. Размышления о друге спрятались в разуме запретной зоной. Она как бы есть, и вот всегда её ощущаешь, как ощущаешь языком шелуху от кукурузы в зубе, но вытащить не можешь. Так и мысли о Стёпке. Вот они, где-то рядом, но притронуться к ним боюсь.

Как я понял, Серёга полностью убедил себя, что в исчезновении Стёпки виноват только я, а он тут не причём, но мне показалось, будто во взгляде парня читалось яркое желание поверить в свою собственную теорию. В пропаже Стёпки виноват только один человек — он. Впрочем, если бы усыпили Серёгу, а не Стёпку, и последний тоже выбрал бы Серого, то тогда Стёпка был бы виноват в исчезновении старшего.

Чёрт, от всего этого голова пухнет.

Поэтому о Стёпке Герундове я старался не думать.

Так я прожил всю осень, а к зиме летняя история начала забываться, казаться далёким сном, который приснился тебе в детстве, ты вроде бы и забыть его не можешь, и одновременно он кажется размытым пятном, общим сюжетом без ярких деталей.

Снег в этом году выпал опять поздно, но успел к новому году. Когда я первый раз в играл в снежки с Вероникой и Андрюшкой, мы являлись почти теми же Тёмкой и Андреем, как и весной. Весёлыми и беззаботными.

Наступил новый год. Яркие детали вернулись ночью тридцать первого и вновь украсили летние воспоминания как мишура ёлку. Мы с родителями встретили новый год в гостиной. По телевизору, где каждый вторник красавчик Духовны кадрил девушек, выслушали речь президента, отец вскрыл шампанское. Позволил глотнуть мне, а потом под Голубой Огонёк мы играли в карточные игры. Уже почти в два часа ночи, когда я с братом уединился в комнате, Андрюшка спросил:

— Тёмка, а кто такой Альберт Вескер?

По спине пробежали мурашки. Почти весь праздник Андрей провёл с серьёзным выражением лица, а если и смеялся, то только губами. Мне нечего бояться, потому что я в одно время много играл в Обитель Зла, и братишка мог услышать от меня имя главного злодея, особенно если учесть, что я сильно восхищался этим персонажем.

— Это главный злодей Обители Зла, — ответил я. — Игра такая была, помнишь?

Андрюшка хмуро смотрел на морозные узоры на окне, а потом спросил это:

— Он тот самый пафосный ублюдок и гламурный подонок?

Мне поплохело.

— Ну типа да, — киваю. — А с чего ты вдруг его вспомнил?

— Не знаю, — пожал плечами Андрей.

Почти всю ночь я не спал, в отличие от братишки. За окном кричал весёлый народ, взрывали салюты, а я смотрел во тьму и не мог выбросить из головы образ Стёпки. Когда дрёма мало-мальски одолела меня, я часто просыпался, ибо видел во сне кричащего друга. То он заперт в подвале, то его забрали в Хостел, то он вдруг попадал в пазы раздвижного моста, а мне нужно было нажать рычаг, чтобы его раздавить, или, в противном случае, погибнет целый поезд народа.

Зимние каникулы прошли весело, беззаботно. Часто я даже искренне радовался, но Андрюшка менялся с каждым днём. Он замкнулся в себе, и я ничего не мог сделать, хотя и не пытался даже.

Вернулась школа, третья четверть, жизнь старалась встать в колею, как заблудившийся поезд, но мне казалось, будто нас в доме живёт не четверо, а пятеро. Пятый — это такой невидимка, чей характер пока не был известен. То ли ангел, то ли демон, как в Паранормальном Явлении. Он явился из прошлого и всячески мешал спокойно жить.

В начале февраля мне исполнилось четырнадцать. Я менялся: рос, покрывался волосами, которые росли теперь не только на голове, даже голос мутировал, хоть я и не замечал. Пожалуй, самым ярким отличительным признаком для меня стал рост. Мне уже приходилось нагибаться, если нужно войти в подвал, я обогнал маму и поравнялся с отцом. Если летом Вероника обходила меня на пару сантиметров, то теперь я переплюнул её примерно на полголовы.