Евгений Лукин - Грехи наши тяжкие (сборник)

Анна удивилась.

– Да, конечно. Это следователь из Москвы. Но его, говорят, скоро самого посадят…

– Да нет, я о другом… У вас в России лет четыреста назад жил дворянин Фрол Скобеев…

Анна мучительно наморщила лоб.

– Не помнишь? А ходок был известный. Стольничью дочь соблазнил. Тоже, кстати сказать, Анной звали… О нём даже повесть осталась. Так и называется – «Повесть о Фроле Скобееве»…

– Ой… – виновато сказала Анна. – Что-то слышала…

– Странный вы, ей-богу, народ, – молвил он задумчиво. – Чужих – знаете, своих – нет… Так что ты хотела прочесть?

– Это из Бодлера, – словно оправдываясь, сказала Анна. Помолчала, опустив голову, и замирающим, как от страха, голосом начала:

Строки ошеломили. Скверик исчез. Снова заклубился белёсый туман над рекою мёртвых, надвинулось вплотную шерстистое рыло Харона, зазмеился вкруг злобных очей красный пламень, мелькнуло занесённое весло…

А голос звучал:

И распахнулись впереди угольные карьеры второго круга, встали обглоданные ветром скалы, закрутились чёрные вихри…

Анна увлеклась. Негромкий надломленный голос забирал всё выше:

Анна умолкла и вопросительно посмотрела на подругу. Та стояла неподвижно. В ослепших, отверстых глазах её клубилась жуткая угольная мгла.

– Жанна!..

Смуглая рослая красавица прерывисто вздохнула, но глаза всё ещё оставались незрячими.

– Жанна, что с тобой?

– Не так… – поразил Анну хриплый сдавленный шёпот. – Всё не так… Шпага… Какая шпага после шмона?.. Нас в этот челнок веслом загоняли, Анна…

Она попятилась и в ужасе всмотрелась в искажённое страданием надменное смуглое лицо.

– Ты?..

Ответом была жалкая судорожная усмешка.

– Я… Прости… Так вышло…

За низкой оградой сквера заливисто заржали тормоза, хлопнула автомобильная дверца, и над чугунным плетением возникло заплатанное матерчатыми наклейками лицо Фрола.

– Ага! – сказал Скобеев и, перемахнув ограду, беглым шагом пересёк газон. – Время вышло, свидание кончено! Давай в машину, Ваня! Ох, и кашу мы с тобой заварили…

– Гони сразу в аэропорт! – плюхнувшись на сиденье, приказал Фрол шоферу, чьё круглое лицо тоже обильно было залатано пластырем. – Ну ты как чувствовал! – бросил он через плечо дону Жуану. – Проститься хоть успел?

Машина рванула с места. Не отвечая, дон Жуан припал к тёмному заднему стеклу, пытаясь разглядеть напоследок растерянное бледное лицо Анны.

– И как её вообще занесло в этот мир? – печально молвил он.

– Как занесло, так и вынесет, – сердито ответил Фрол. – Все там будем… В общем, так, Ваня: в Москву летим…

– Позволь… Что нам там понадобилось?

– Нам – ничего. Мы понадобились… Слишком крепко хвост Петру Петровичу прищемили, понял? Думаешь, у нас у одних лапа в Москве? Там до сих пор его шестёрок – полный Кремль!.. Да и тут их тоже хватает. В один день целый чемодан ябед настрочили, веришь? И взятки-то я беру, и по морде бью…

– А что, не бьёшь?

– Н-ну… случается иногда. Они, что ли, не бьют?.. На Каина Ваньку вон на восемнадцати листах телегу толкнули! А тут ещё речники эти!..

– Это в которых бесы?

Фрол обернулся и, укоризненно посмотрев на дона Жуана, шевельнул глазом в сторону водителя. Дескать, что же ты при посторонних-то…

– Пришло, короче, распоряжение, – буркнул он. – Всех погрузить в один самолёт – и в Москву на доследование…

Машина выбралась на прямое шоссе и, наращивая скорость, ринулась к аэропорту.

Салон самолёта заполнялся быстро. Дон Жуан лишь успевал крутить головой. Похоже, здесь решили собраться все, кого он узнал в этом мире: тщедушный рыжеватый генерал, дородный волоокий полковник (оба в штатском), испуганная пепельная блондинка – жена полковника… Были, впрочем, и личности, дону Жуану вовсе не знакомые, – то и дело осеняющий себя крестным знамением архиерей и ещё какой-то мрачный, широкоплечий, о котором Фрол шепнул, что это и есть старший следователь Иван Каин.

Потом ввели под руки четверых речников. С ними явно творилось что-то странное. Идиотически гмыкая и норовя оползти на пол, они хватали что ни попадя и роняли слюну. Дон Жуан встретился взглядом с татуированным громилой и содрогнулся, увидев безумие в глазах речника.

– Что с ними? – шепнул он.

– А ты не понял? – мрачно ответил Скобеев. – Подловили меня с этими речниками! Взяли, да и отозвали из них бесов. Тело – здесь, а души в нём – нет, вот так! Ни бесовской, ни человеческой… Открываем утром камеру, а они сидят пузыри пускают… Ну а на меня, конечно, поклёп: дескать, накачал барбитуратами до полной дурости…

– Чем накачал?

– А!.. – Фрол раздражённо дёрнул щекой и умолк.

Последними в салон впустили мордастого кабальеро и пятого речника, судя по поведению, всё ещё одержимого бесом по кличке Борода. Каждый был скован за руку с большим угрюмым милиционером.

Вообще, как заметил дон Жуан, представители власти в большинстве своём хмурились. Подследственные же, напротив, глядели с надеждой, а то и злорадно усмехались втихомолку.

Больше, видимо, ждать было некого. Люк закрыли. Самолёт вздрогнул и двинулся, влекомый тягачом, к взлётной полосе.

Как выяснилось, Фрол тоже летел впервые. В прошлый раз комиссия добиралась из Москвы поездом.

– Чёрт его знает… – ворчал он, то и дело привставая и силясь заглянуть в круглое окошко. – Не то летим, не то на месте стоим… Что там снаружи-то?

Дон Жуан (он сидел у иллюминатора) выглянул. Снаружи синело небо, громоздились облачные сугробы и колебалось серебристое крыло. Ныли турбины.

– Рай, – сообщил он. – Четвёртое небо пролетаем.

– Да иди ты к бесу! – обиделся Фрол. – Смотри, дошутишься…

И тут в проходе между парами кресел словно взорвалась слепящая молния. По отпрянувшим лицам пассажиров скользнули изумрудные и алмазные блики. Два разъярённых космокрылых ангела возникли в салоне. Голоса их были подобны грому.

– Кто ни при чём? Ты ни при чём? – орал ангел в растрёпанных изумрудных одеждах. – А тот? Вон тот, у окошка?..