Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»

И я была бессильна перед этим. Поцелуи не лечат ран, а утешение… кто бы дал его мне самой? Мы могли только обнимать друг друга душными ночами, когда по всему Бахчи отключалось электричество, потому что основную электростанцию разбомбили, а резервные не выдерживали напряжения.

На Остров больше не падали ракеты и бомбы, но смерти продолжались: умирали раненые в госпиталях. Каждый день Арт приносил уточненные списки потерь.

– И что мы купили такой ценой? – не выдержала я однажды.

Мы сидели за столом в его кухне, я цедила свой первый бокал, а он наливал себе уже третий.

– Месяц без бомбежек, – сказал он. – Повезет, так недель пять.

В прогретой солнцем квартире без кондиционера мне стало холодно.

– Пять недель без бомбежек? Ты с ума сошел?

– Поверь, в текущей ситуации – это много.

Много? У меня сперло дыхание. За пять недель не наделаешь вертолетов, не восстановишь численность танков, не вылечишь раненых. Пять недель не стоили этих жертв!

– Что изменится за пять недель? Европа с Америкой вступят в войну? Да чхать они на нас хотели!

Арт улыбнулся.

– Помнишь, что писал классик? Знай себя, знай врага. Ты знаешь, насколько плохи наши дела, – но не знаешь, как дела у них.

– Их дела лучше наших, пока они могут себе позволить терять целые дивизии!

Он взял меня за руку и покачал головой.

– Ты хороший командир звена, Тэмми. И ты мыслишь как командир звена.

– Хорошо, объясни мне, что тут видит командир дивизии.

Он достал из портфеля очередную копию советской газеты и протянул мне.

Я обычно не читала такого рода заметки – в первую очередь потому, что не могда продраться через нечеловеческий стиль. Но теперь я сделала над собой усилие и начала выковыривать смысл из навозной кучи канцелярита. Смысл был простой – один из главных упырей, начальник КГБ СССР, «скоропостижно скончался». Ну и что? Смерть бровастого генсека не остановила войну, почему же смерть КГБшника должна что-то значить?

– Извини, я не разбираюсь в борьбе бульдогов под ковром…

– Этот человек был самым вероятным кандидатом на должность Генерального секретаря ЦК КПСС.

Для меня эта цыкающая и какающая аббревиатура звучала как имя ацтекского бога и не говорила ровным счетом ничего.

– Сейчас в верхушке идет борьба равновесных группировок, – продолжал Арт. – Они были неравновесными еще недавно, но Советская армия опозорилась полностью и выбыла из игры. Остались КГБ и ВПК.

– Еще одна аббревиация – и я кого-то стукну.

– Военно-промышленный комплекс.

– И чья победа поможет нам выжить?

– КГБ.

У меня возникло ощущение, что я разговариваю с Синей Гусеницей.

– Ты уверен?

– Тэмми… – У него на лице опять появилось «как-бы-это тебе-понятно-объяснить» выражение. По такому выражению лица очень хочется врезать. – КГБ, кроме всего прочего, занимается продажей советской нефти и газа за рубеж. И вот представь себе человека, который держит палец в большой бочке варенья, но не имеет права этот палец облизнуть. А сам при этом видит, что все вокруг жрут варенье большими ложками. Как долго продержится этот человек? Как скоро он попытается захватить ложку?

– Мы погибали ради того, чтобы кто-то из этих выродков захватил ложку?!

Арт смотрел мне в глаза не моргая, и как же неуютно было под этим взглядом.

– Нет, Тэмми. Кто-то из них должен захватить ложку, и тогда мы перестанем погибать.

…Новый советский лидер оказался похож на человека. Он даже пытался говорить без бумажки, и в первой своей речи ни разу не упомянул о Крыме, Одесской высадке и Керченском разгроме, но зато произнес слова «демократизация», «восстановление конституционных принципов» и «гласность».

Я не придала значения очередной смене девизов правления в СССР. Я не верила в людей, которые попытаются захватить ложку, и мне было страшно.

Кронин занял место напротив Артема, развязал папку с тисненым орлом, достал подколотые листы бумаги – стопка толщиной с нотную тетрадь.

– Эта бумага, – сказал Адамс, – уже получила неофициальное название «Меморандум Верещагина». Мы обдумывали ее дольше, чем вы писали. И в общем, я таков, чтобы это принять. Чем вы руководствовались при написании?

– Сэр, все мои соображения изложены здесь. Нам необходимо пополнение, резервисты уже не решают проблемы численности войск, мобилизация подорвет экономику, которая и так подорвана, а вместе с тем лагеря военнопленных забиты людьми, имеющими подготовку…

– Это я читал, – отмахнулся Адамс. – И у меня осталось впечатление недоговоренности.

– Можно вопрос, сэр?

– Да…

– У вас или сначала у полковника Кронина?

Командующий и его начштаба обменялись улыбками.

– Он меня знает, – проговорил Кронин. – А я – его.

Верещагин поставил руки «домиком».

– Я отвечу на ваш вопрос, сэр… По-моему, интеграция неизбежна.

Кронин откинулся в кресле назад и немного отъехал от стола.

– Вот от кого я не ожидал этого услышать… – протянул он.

– Это ясно как день. Даже если мы выиграем, Крым никогда не оправится от этой победы.

– Ровно месяц назад в этом самом кабинете вы говорили совсем другое.

– Я говорил о том, как не проиграть войну в первый же день. Сейчас – другое. Но нам придется с ними жить. Рано или поздно.

– Это что, социальный эксперимент? – фыркнул Кронин.

– Нет, сэр. Это попытка залатать дыры в дивизии за счет кое-как подготовленных людей.

– Именно что кое-как…

– Это очень серьезно, полковник Верещагин. – Адамс снова сел. – Вы предлагаете дать людям, которые еще вчера были нашими врагами, оружие.

– Так делали в двадцатом. У половины жителей Острова предки воевали сначала на той стороне, только потом по каким-то причинам перешли на эту.

– Иные переходили по нескольку раз, – пробормотал Кронин. – Не повторилась бы история. Чтобы перейти на сторону противника, нужно обладать определенным складом ума и характера. Не боитесь, Арт, что в армию хлынет отребье?

– Я сомневаюсь насчет «хлынет», сэр. Пока что я прошу позволения поставить этот эксперимент только в своей дивизии, и только в четырех подразделениях: второй горно-егерский батальон, первый батальон морской пехоты, третий батальон бронемобильной бригады и второй батальон аэромобильного полка. Всего потребуется шестьсот человек, из них – пятьдесят офицеров. Согласитесь, что слово «хлынет» к такому количеству неприменимо. Что же до «отребья»… Я думаю, у нас будет возможность выбирать.