Джеймс Дэшнер - Бегущий по Лабиринту

Все было так… непривычно. Томас помнил множество мелких вещей из прошлой жизни — что-то о еде, одежде, учебе, играх. Но все это никак не желало складываться в целостную картину. Он словно смотрел сквозь толстый слой мутной воды. И, пожалуй, сильнее всего он чувствовал… обиду.

— Твой Первый День, Шнурок, и ты выжил, — прервал Чак его раздумья.

— И что из того?

Очень хотелось сказать: «Не сейчас, Чак. Я не в настроении».

Чак приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Томаса.

— Через пару дней ты узнаешь гораздо больше. Начнешь потихоньку привыкать. Лады?

— Ну, да… кажется, лады. Кстати, откуда взялись все эти странные словечки?

Все выглядело так, будто обитатели Глэйда позаимствовали их из чужого языка.

Чак снова плюхнулся на землю.

— Не знаю. Я тут всего месяц, если помнишь.

Интересно, Чак действительно ничего не знает или просто предпочитает держать язык за зубами? Этот сообразительный и веселый мальчишка выглядел как сама невинность, но кто может за него поручиться? Как и все в Глэйде, он оставался для Томаса загадкой.

Прошло несколько минут, и Томас почувствовал, что усталость после долгого дня наконец-то взяла свое — его начало клонить в сон.

И тут Томаса словно током ударило — настолько неожиданной была пришедшая в голову мысль.

Глэйд, стены, Лабиринт — все это внезапно показалось каким-то… родным и уютным. Приятное ощущение тепла и умиротворения разлилось в груди, и впервые с тех пор, как Томас оказался здесь, он подумал, что Глэйд — не самое плохое место во Вселенной. Он замер, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. Что это со мной? — подумал Томас. — Что изменилось? Удивительно, но от мысли, что все будет хорошо, стало немного не по себе.

Неожиданно он осознал, что должен делать, хотя и не понимал, откуда взялась такая уверенность. Это чувство озарения было странным — чуждым и знакомым одновременно, но принятое решение казалось единственно верным.

— Я хочу стать одним из тех парней, которые выбираются наружу, — громко сказал он. — В Лабиринт.

— Чего? — отозвался Чак.

Томас уловил в сонном голосе Чака нотки раздражения.

— Я про бегунов. Что бы они там ни делали, я хочу в этом участвовать, — пояснил он.

Интересно, — подумал он, — что это такое на меня нашло?..

— Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь, — проворчал Чак и отвернулся. — Спи лучше.

Хотя Томас действительно не понимал, о чем говорит, настроен он был очень решительно.

— Я хочу стать бегуном.

Чак снова повернулся к нему и приподнялся на локте:

— Можешь прямо сейчас распрощаться с этой мыслью.

Реакция Чака слегка удивила Томаса, однако он не унимался:

— Не пытайся меня…

— Томас. Новичок. Друг мой. Забудь об этом!

— Ладно. Поговорю завтра с Алби.

Бегун, — подумал Томас. — Я ведь даже не знаю, кто они такие. Может, я и правда свихнулся?

Чак со смехом откинулся на спину.

— Ну ты и кусок кланка! Спи давай!

Однако Томас не сдавался:

— Что-то есть в Лабиринте такое… Все кажется до боли знакомым…

— Да спи ты, говорю!

Томас вдруг почувствовал, что в его мозгу сложились воедино несколько фрагментов мозаики. Хотя он понятия не имел, какая картина получится в итоге, но следующие слова пришли к нему будто извне, словно за него говорил кто-то посторонний:

— Чак, мне кажется, я раньше уже бывал здесь.

Он услышал, как мальчишка резко сел и как-то порывисто вздохнул, но Томас решил не продолжать разговор и повернулся на бок, опасаясь, как бы чувство душевного покоя и уверенности в себе не покинуло его.

Сон пришел гораздо быстрее, чем он предполагал.

Томас проснулся оттого, что кто-то пытался его растормошить. Он открыл глаза и увидел чье-то лицо, склонившееся над ним в предрассветном сумраке. Томас хотел что-то сказать, но холодная рука мгновенно зажала ему рот. Томас не на шутку испугался, но, поняв, кто его разбудил, сразу успокоился.

— Тс-с, Шнурок. Мы ведь не хотим разбудить Чака, верно?

Говоривший обдал его несвежим утренним дыханием.

Ньют. Он, кажется, был вторым по старшинству после Алби.

Томас был удивлен, однако страх улетучился. Стало любопытно: захотелось узнать, что от него нужно Ньюту. Он кивнул. Ньют убрал руку.

— Пойдем, Шнурок, — сказал он, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь Томасу встать. Ньют, казалось, обладал такой силой, что мог запросто оторвать ему кисть. — Хочу показать тебе кое-что до подъема.

Последние остатки сна вмиг улетучились.

— Хорошо, — с готовностью ответил Томас, понимая, что надо оставаться настороже, потому что здесь никому доверять нельзя, но любопытство брало верх.

Он быстро вскочил и надел туфли.

— А куда мы…

— Просто иди за мной и не отставай.

Они на цыпочках пошли через лужайку, переступая через тела спящих. Несколько раз Томас чуть было не споткнулся. Потом наступил на чью-то руку, заставив спящего вскрикнуть от боли, за что немедленно получил пинок в ногу.

— Извини, — прошептал он, не обращая внимания на сердитый взгляд Ньюта.

Оказавшись на бетонных плитах двора, Ньют перешел на бег, направляясь к западной стене. Какое-то время Томас колебался, не понимая, зачем ему бежать, потом махнул рукой и помчался следом.

В тусклом свете каждое препятствие на пути выделялось черной тенью, поэтому Томас мог бежать достаточно быстро. Ньют остановился прямо у высоченной стены, которая высилась над ними, словно небоскреб — еще один неясный образ из прошлого, промелькнувший в закоулках опустошенной памяти.

Томас заметил маленькие красные огоньки, вспыхивающие то тут, то там на поверхности стены: они хаотично двигались и замирали, вспыхивали и внезапно гасли.

— Что это? — громко прошептал он с дрожью в голосе.

Мигающие красные огоньки таили в себе какую-то скрытую угрозу.

Ньют стоял всего в паре футов от стены, утопающей в густых зарослях плюща.

— Блин, со временем ты все узнаешь, Шнурок!

— По-моему, глупо посылать меня туда, где все кажется непонятным, и при этом не отвечать на вопросы. — Томас умолк, удивившись собственной решительности. — Шанк, — добавил он, вкладывая в незнакомое слово весь сарказм, на какой был способен.

Ньют издал короткий смешок.

— А ты мне нравишься, Шнурок. Я собираюсь показать тебе кое-что. Ладно. Молчи и смотри.

Он шагнул к стене, запустил руки в заросли плюща и отодвинул в сторону несколько стеблей: под ними обнаружилось квадратное окно шириной в пару футов, покрытое толстым слоем пыли. Сейчас оно выглядело абсолютно черным, словно было закрашено краской.