Генри Олди - Крепость души моей

– А вы?

– Я завтракала. Мне нельзя много есть…

– Кофе? – вспомнил Артур.

Девушка покраснела от смущения. Так краснеют только рыжие – лицом, шеей, грудью. Она поднесла пальцы к губам, молитвенно сложив ладони. Глаза Татьяны Андреевны наполнились слезами.

– Нет, – прошептала она. – Кофе у меня нет…

– Толик!

Толик возник, как джинн из лампы.

– Организуй нам кофейка.

– По-быстрому? – Толик размышлял вслух. – На кругу в киоске наливают. Из аппарата. Или сгонять в «Шинок»? Как у нас со временем? В «Шинок» – минут за двадцать обернусь.

– Бери в киоске, – принял решение Чисоев. – Если не очень бурда… И тащи сюда. А потом дуй в «Шинок». Татьяна Андреевна, вам с молоком?

– Мне чаю, – тихо попросила девушка. – Зеленого. Пожалуйста…

Толик испарился.

Артур взял тефтельку. Такие готовила мама. Когда сыновья в детстве болели, мама места себе не находила. Это никак не отражалось на ее строгом, красивом лице. Мамино беспокойство находило выход на кухне, откуда неслись вкуснейшие запахи. И еще: когда Чисоевых-младших дразнили «тефтелями», отец, смеясь, объяснил, что «тефтель» – наше, родное слово, от тюркского «кюфте»…

– Куриная грудка, – сказал Артур с полным ртом. – Мама добавляла в фарш сырой белок. Лук она перетирала в кашицу…

Девушка кивнула:

– И размоченный батон. Без корки.

– Батон?

– Обязательно. Я варю тефтели с морковью, петрушкой и сельдереем. Меня научила бабушка, она хорошо готовит. Вам нравится?

– Очень!

– Запивайте бульоном. С вашим телосложением надо хорошо питаться…

– Что вы рекламируете? – спросил Артур.

Она снова покраснела, как если бы он добавил: «Нижнее белье?»

– Бриллианты, – сказала Татьяна Андреевна.

Девочка, игравшая в «классики», перестала прыгать. Привлеченная видом еды, она подошла ближе. Здоровой рукой взялась за чалму из бинтов, скребя повязки ногтями. Наверное, голова у девочки сильно чесалась.

– А я маму жду, – сказала девочка. – Она скоро придет.

Татьяна Андреевна улыбнулась:

– Тебе можно апельсин? Или ты хочешь тефтельку?

– Можно апельсин, – с уверенностью сказала девочка. – Если вам не жалко.

– Нам не жалко. Нам ведь не жалко, Артур Рустамович?

– Ни в коем случае, – согласился Артур.

Налив себе второй стаканчик бульона, он следил, как Татьяна Андреевна чистит апельсин. Ну конечно, бриллианты. Движения ее рук были удивительно пластичны. За ними хотелось следить, не отрываясь. И шея – наклон головы, осанка. Лебединая шея.

– Как ваша фамилия? – спросил он.

– Бойко. А что?

– Ничего. Просто так…

– Славникова, – девочка взяла дольку апельсина. Остальные дольки лежали на салфетке, дожидаясь своей очереди. – Моя фамилия Славникова. А зовут меня Светой…

Ничего, мысленно повторил Артур. Ничего себе. Значит, Бойко. Значит, бриллианты. Он даже не стал интересоваться, кем приходится Татьяне Андреевне директор ювелирной фабрики Андрей Николаевич Бойко.

– Я вас где-то видел? – Чисоев сделал глоток бульона. – Раньше?

– Да, – с вызовом ответила Татьяна Андреевна.

– В агентстве?

– Нет, раньше. В 93-м, во Дворце спорта. Мне тогда было шесть лет…

– Вы были на мемориальном турнире?

– Я вручала вам цветы…

Не помню, понял Артур. Да, вручали какой-то букет. Кажется, гладиолусы. Я стоял на пьедестале с кубком в руках, играла музыка… На моем месте должен был стоять Шамиль. Если бы не коньяк, будь он проклят, если бы я остановил Шамиля, а не подливал рюмку за рюмкой… Там, на пьедестале, я был уверен, что получил удачу из рук отца – задним числом. Второй, стал первым. Как же я ошибался…

– Забыли? – девушка улыбнулась. – Ну да, конечно…

Протяни руку, думал Артур. Спроси телефон; назначь свидание. Пригласи в ресторан, за город, за границу, в Париж или на Канары. Не ради быстрой постели, а с дальним прицелом. Давай! Все удастся легче легкого. Модель, она умеет готовить, как мама. Дочь ювелира Бойко, а значит, твои деньги для нее – обычное дело. Влюбленная в тебя, дурака, с детства. Протяни руку и возьми. Откуда-то он знал: можно. Это проще, чем очистить апельсин. А еще он знал, что Вика мертва. Даже если смерть Виктории Чисоевой не подтвердит при встрече профессор Кличевский. Даже если не сегодня – завтра, через неделю. Вопрос времени. Дело прошлого. И вот – подарок. Кубок в честь победы. Новая жена вместо старой. Надо радоваться, благодарить; брать, пока дают, не спрашивая, над кем победа, и победа ли это…

Вернулся Толик с кофе и чаем.

Охранники при виде хозяина взлетели орлами:

– Добрый день, Артур Рустамович!

– Привет, Костя. Привет, Стас. Как обстановка?

Он заставил себя улыбнуться.

– Все нормально, Артур Рустамович. Происшествий нет.

– Ну и ладушки…

Шамиль удивлялся: кто ж с охраной здоровается? Быки, живая мебель. Да только ли Шамиль? В глаза подтрунивать не решались, но за спиной чесали языки. Артур помалкивал и гнул свое. Переброситься парой слов – язык не отвалится. Зато отношение другое. И помнят: шеф все видит, всех по именам знает. Лучше не нарываться.

Коридоры головного офиса, обычно торжественно-тихие, сегодня напоминали растревоженное осиное гнездо. Трели рингтонов, писк факсов; гул голосов, шарканье ног по ковровым дорожкам, шелест бумаг… Отмахиваясь – потом, все потом! – Чисоев ледоколом проломился в свою приемную. Не сдержав раздражения, вскипающего в груди, с треском захлопнул за собой дверь.

– Здравствуйте, Артур Рустамович.

Нелли Петровна, мисс Невозмутимость. Женщина без возраста, без семьи, без малейшего намека на сексуальность. Последнее качество Артур оценил сразу, и не потому, что опасался ревности Вики. В офисе решают проблемы, а не валят на диван юную куколку, которая знает не понаслышке все позы «Кама-сутры», но при словосочетании «Microsoft Outlook» обалдело хлопает длиннющими ресницами.

– Добрый день, – Чисоев сделал глубокий вдох и с шумом выдохнул, стараясь успокоиться. – Что у нас за дурдом?

– Будет лучше, если об этом вам сообщит Евгений Григорьевич. Он уже три раза заходил, спрашивал, когда вас ждать.

– Зовите. Я у себя.

– Хорошо, Артур Рустамович.

– Кроме Стрельникова, больше никого не пускать. И сделайте два кофе.

Дверь внутреннего кабинета он прикрыл без грохота. Присутствие Нелли Петровны отрезвило. Чисоев прошелся вдоль массивных столов красного дерева, выстроенных буквой «Т», мимо ряда кресел, обитых скрипучей кожей, и остановился возле аквариума. Два крапчатых ангела шевелили усами, скользя над дном – саперы, прощупывающие минное поле. Выше, меж розовых и палевых веточек кораллов, стайкой вились черно-желтые брахигобиусы, похожие на шмелей. Колеблемые потоком пузырьков из аэратора, колыхались листья криптокорины, длинные и плотные. В них шныряла радужно-перламутровая мелочь.