Алексей Притуляк - Пепельные цветы

- Она просила ключ от чулана! - повторил он удивлённым и осипшим от ярости голосом.

- Да, сэр, именно так, от чулана.

- Прыткая какая, надо же! - саркастически усмехнулся он в лицо девке.

- Городская, - угодливо улыбнулась жена. - Городские они все такие шустрые.

Ты можешь сколько угодно подсевать, но за брошенную картошку ты ещё получишь...

- Послушайте, всё было совсем не так, - снеслась девица. - Зачем же вы обманываете, миссис Маклахен? Я всего лишь сказала, что...

Чёрта с два Пирс Маклахен будет слушать твой жалкий лепет!

- Если каждая приезжая ушлая пройдоха будет просить у меня ключ от чулана, - заглушил он её тонкий голосок, - то я, пожалуй, разорюсь в неделю.

- Я не просила!

- А впрочем, - плотоядно усмехнулся он, - почему бы и нет... Если она так любит чуланы...

- Но я не люблю чуланы, - уже испуганно произнесла гостья. - Там мыши!

- Да что она себе позволяет, эта мадам! - затрясла губами Меган Маклахен.

- Я мадемуазель, - безнадёжно вставила та.

- Мыши в моём чулане?! - ярилась Меган.

- В чьём чулане? - холодно оборвал её Пирс Маклахен, едко прищурившись.

- В вашем! - быстро отозвалась жена. - Простите, мистер Маклахен, конечно же в вашем. Откуда мыши в вашем чулане, хотела я сказать.

- Ага... - кивнул он. - Ну что ж, раз ей так нравятся чуланы...

- О нет! - встрепенулась приезжая. - Нет, я терпеть не могу чуланы.

- Ишь какая! - ощерилась Меган, заглядывая в лицо мужу. - Посмотрите-ка, сэр! Мы так ей противны! И чулан-то наш ей не чулан...

- О, бог мой! - девчонка снова была готова заплакать.

Вот так тебе, курица! А ты что думала... Пирсу Маклахену твой гонор здесь показывать не надо. Ты свой гонор спрячь подальше покуда. А то ведь...

- Поселишь её в чулане, - коротко бросил он жене. - В том, что в северном крыле.

- Да, господин Маклахен, - кивнула Меган.

- Вы с ума сошли? - взвыла эта доходяга, подскакивая с дивана. - Как вы обращаетесь с гостями?!

- Я тебя в гости не звал, - парировал Маклахен. - А со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Ступай так что.

- Но я не могу жить в чулане, - упиралась девчонка. - Я человек, а не... не мышь!

- Ещё один намёк на мышей и я за себя не отвечаю! - пригрозил он, внутренне хохоча над этой куклой. А то ишь ты какая она была: «Не могли бы вы выражаться...» Ты ещё не слышала, как я могу выражаться, чёртова ты кукла. В чулан!

- Какова нахалка! - быстро подхватила жена. - Нет, вы посмотрите на неё! Идёмте-ка, милочка, я отведу вас в вашу комнату, хе-хе.

И быстрый взгляд на мужа: ну, как я её? Я молодец, правда?

- О, боже! - обречённо произнесла пигалица, всплеснув руками. - Господи, что же мне делать?! Но... Но вы хотя бы поможете мне принести чемодан? Я оставила его там, у причала. Он весьма тяжёл и...

- Что-о?! - взревел Пирс Маклахен.

- Хамка! - прошипела Меган. - Какая наглючка! Ишь они, городские, какие... Привыкли там у себя людьми помыкать...

- Хорошо, - обречённо произнесла девчонка. - Хорошо, я поняла. Может быть, я попрошу вашего постояльца. Спасибо.

Вот так-то, курица ты ощипанная. Где теперь твой гонор-то, а? «Спасибо»... Подожди, ещё кланяться будешь и сапог целовать, кукла бесполезная!

Почему уход жены всегда оказывается таким внезапным? Даже если ты давно к нему готов, если всё уже восемь раз обсуждалось, ты предупреждён, а значит — вооружён, всё равно: всё равно ты оказываешься на берегу после внезапного кораблекрушения, совсем один, оглушённый, мокрый, жалкий, ничего не понимающий.

Может быть, у других это бывает иначе, но у Нида Липси каждый раз было именно так. Только не надо думать, что Нид Липси — этакий кузнечик, попрыгунчик по жизни, прыгающий от одной женщины к другой — отнюдь. Четыре брака — это ещё не повод думать о человеке плохо, хотя, - не исключено, - это причина задуматься о том, что в человеческом обществе что-то устроено не совсем правильно.

Отрадой Нида Липси по жизни были не женщины; во всяком случае, главным образом не они. Отрадой Нида Липси были: трубка, бридж, логика и хорошее настроение. Последнее было не врождённым, а благоприобретённым — своеобразным следствием философского взгляда на жизнь, воплотившегося в целом своде правил, записанных каллиграфическим почерком в нескольких записных книжках и тщательно пронумерованных.

Липси не мог бы точно сказать, какая из бывших жён любила его больше. Впрочем, он вообще не был уверен, что какая-нибудь из них (кроме первой, разумеется) его любила. Более того, он даже не мог бы с уверенностью утверждать, что сам любил хоть одну из них (кроме первой, конечно). Он слышал, что бывает иначе, что иногда вторая или третья, и так далее, любовь оказывается самой значимой, но это был не его опыт — костюм повторных браков не пришёлся ему по размеру, и чем дальше, тем неказистей оказывался пошив.

Но как бы то ни было, четвёртый развод оказался для него таким же громом среди ясного неба, как и первый. Потом он несколько дней лежал на берегу, смотрел на уже спокойное после минувшего шторма море жизни и не мог сообразить, где он и что ему дальше делать. И лежал бы ещё неделю, если бы корабли и подводные лодки азиатов не принялись ровнять с землёй Уитби. На это им понадобилось всего-то полдня.

Липси не любил войну. Разумеется, мало кто любит войну, но Липси особенно её не любил. По крайней мере, ему так казалось.

Возник вопрос, куда бежать. Оставаться в разрушенном городке и ковыряться в обломках прошлого не было ни смысла, ни желания. Вопрос был решён быстро: Уэльс давно манил его в родные пенаты. Собственно, родные пенаты были проданы давным-давно, поэтому остро вставал вопрос о жилье. Правительство, которое грозилось компенсировать потерянное в войне имущество, не торопилось исполнять свои обещания. Оно и понятно: где правительству набраться столько денег! Экономика просто не поспевала за успехами китайцев в разрушении мира.

Посчитав оставшиеся после развода средства, он понял что хватит их в лучшем случае на аренду собачьей конуры где-нибудь на задворках родного Пембрукшира, у не слишком прижимистого фермера. Поэтому, когда, приехав в милый сердцу Милфорд-Хейвен, Липси услышал по радио рекламу отеля «Остров» с прямо-таки смешной ценой за комнату, он ни минуты не сомневался: Бог не оставил его, несмотря на все его прегрешения и сумятицу войны. Липси позвонил по указанному телефону и через два дня ему пришёл по почте жёлтенький листок — бронь. Со смешной записью: «Остров Гир, Маклахен-холл, отэль «Остров», йужная часть, комныта з горденией».

На паром он опоздал. К счастью, почти следом за паромом собирался отчалить небольшой катер на Грасхольм — хозяин какой-то тамошней забегаловки вёз домой запас продуктов. Липси удалось напроситься пассажиром.