Александр Казанцев - Иномиры

И девушка последовала ее примеру. Мохнатик по-детски обрадовался и стал подпрыгивать, сотрясая землю. Оля, уплетая за обе щеки, мысленно иронизировала, что здесь ее угощают вкусным обедом, как в лучших ресторанах, и даже услаждают танцами. А ее спутники по ее вине остались даже без похлебки с дымком.

Обглодав последнюю косточку, Оля благодарно кивнула Мохнатику. Но тот понял это по-своему. Вскочил, взял Олю за руку и повел по крутому спуску к берегу реки.

Там собралось много человекообразных мохнатых чудищ, оживившихся при их появлении. Бросались в глаза наиболее рослые по сравнению с Мохнатиком. Видно, старше его по возрасту.

В толпе выделялся один огромный найн с совершенно белой, а может быть, седой шерстью.

Мохнатик подвел к нему Олю и стал что-то поварчи-вать, видимо говоря о ней.

Седой великан протянул свою длинную волосатую руку, свисавшую ниже колен, ласково — именно ласково! — обнял девушку и привлек к себе, как бы беря под свою защиту.

Наины тянулись лапами к Оле, хотели трогать ее костюм, заменявший ей шерсть.

Но Седой бесцеремонно отталкивал любопытных. Потом выстроил всех подковой вокруг освободившейся площадки перед невысоким обрывом над рекой.

Зачем? Оля еще не знала местных обычаев, а то начала бы снова реветь, предвидя собственную участь.

На освобожденную площадку сначала вышел Мохнатик и протянул Оле руку.

Но, должно быть, такая «добыча» здесь считалась общей.

Рядом с Мохнатиком появились еще два найна. Один крупнее и выше его, несмотря на сутулость, другой примерно такого же сложения, как Мохнатик, чем-то даже похожий на него.

Оба показывали лапами на Олю… У нее сердце чуть не остановилось. Это что же? Сразу три чудовища хотят завладеть ею? Да она лучше умрет! И опять слезы подступили к горлу.

Седой не замечал переживаний Оли, а показывал рукой на более крупного найна, которого Оля так и назвала про себя — «Крупный».

На площадке остались Мохнатик с Крупным, тотчас схватившись друг с другом.

Тут Оля поняла, что на этой своеобразной арене-площадке произойдет сейчас борьба, нечто вроде рыцарского турнира за обладание дамой, какой оказалась теперь она, Оля!..

«Драться человекообразным из-за меня? Они что, с ума посходили? Впрочем, как можно с него сойти, если у них его вообще пока нет?»

И Оля, чувствуя на своем плече тяжелую руку старого вожака, стала вместе со всеми зверо-людьми свидетельницей первобытного турнира мохнатых гигантов за право обладать ею…

При одной этой мысли она вся похолодела.

Мохнатик и Крупный крепко держали друг друга волосатыми лапами, зажав в кулаки пучки шерсти противника.

Они не стали бить кулаками и ногами, как в Олином мире дрались на аренах или рингах в угоду орущей публике.

Звероподобные пращуры не пытались причинить друг другу боли и вреда — они как бы топтались на месте.

Оля не сразу поняла, что они не просто упираются, а стараются подтолкнуть противника к краю обрыва, чтобы сбросить его в реку. И такая борьба стоила каждому огромных усилий, напряжения.

Но ни одному не удавалось добиться перевеса.

Оле пришло на ум не раз виденное на экране зрелище — противоборство оленей, оспаривающих свое право на внимание ланки.

Олени упирались рогами, но не наносили удара по сопернику. Они тоже вроде старались вытеснить противника. И когда одному из них удавалось доказать свое превосходство, побежденный уходил, вернее, убегал с поля боя, отнюдь не поврежденный, в отличие от бойцов в цивилизованном мире, которых порой уносили с ринга на носилках, иногда в реанимацию, а порой и в морг… Не говоря уже о боях обреченных на смерть гладиаторов. Они угождали в старину бушующей толпе римлян, внесших так много в развитие цивилизации, но требовавших «хлеба и зрелищ», притом кровавых.

Зрителям любого соревнования свойственно «болеть», волнуясь за ту или иную сторону.

Симпатии Оли, хотела она того или не хотела, невольно склонялись к Мохнатику, ее первому знакомцу в стране пращуров. Но о том, что случится в результате даже его победы, она без содрогания не могла и подумать. Но все же «болела» за него! Какая нелогичность женской натуры!

Борющиеся чудовища тяжело дышали. Перевес теперь явно был на стороне Крупного, который использовал преимущества своего роста и веса и заставлял подуставшего Мохнатика неумолимо пятиться к обрыву.

У Оли захватывало дыхание. Мохнатик был уже на самом краю площадки. И она зажмурилась, уверенная, что он сейчас полетит вниз, но увидела, как тот внезапно присел, как бы падая назад, и, неведомо как, перекинул через себя напиравшего Крупного, который, не ощутив вдруг сопротивления, ринулся вперед, невольно перелетел через соперника и сорвался с обрыва в воду.

Человекообразные, словно футбольные болельщики на стадионе, бурно реагировали на исход поединка.

Но «представление», оказывается, еще не окончилось.

Мохнатику представлялась возможность еще раз доказать свое превосходство.

На этот раз его противником был менее тяжелый найн, может быть его сверстник, такой же лохматый и ловкий малый, как и он сам.

Схватка должна была начаться сразу же. Оля возмутилась: ведь Мохнатик устал, победив такого «дядю». Но она не умела выразить свой протест. Побежденный силач, мокрый и понурый, выбирался из реки на площадку, чтобы стать зрителем. Да, с обычаями человекообразных Оля была не знакома. Мохнатик отдыха не требовал и сразу же схватился с новым противником: очевидно, и ему приглянулась найденная Оля.

Их схватка совсем не походила на предыдущую. Противники не упирались друг в друга, как олени рогами, а все время крутились. «Как в вальсе», — подумала Оля. То один, то другой попеременно оказывались спиной к краю обрыва. И всякий раз у Оли захватывало дух.

И снова Мохнатик, с потемневшей от пота шерстью, оказался в самом невыгодном положении. От поражения и полета в реку его отделяла какая-нибудь половина его ступни.

На этот раз Оля, хоть и не дышала, но прекрасно рассмотрела, что произошло. Мохнатик присел, потянув на себя соперника, и тот, перелетев через него, отправился вниз, в реку.

Всплеск воды вызвал гул в толпе найнов и звонкий смех Оли. Девушка сама не понимала, как могла смеяться в такой драматический момент, но она продолжала радостно смеяться… А может быть, это была уже истерика? От перенапряжения?

Седой похлопал девушку по плечу, вероятно, в знак одобрения.

Этот смех и услышал Кочетков, сидя в своей засаде на другом берегу. Но, видно, голос Оли и ее необычный смех так поразили его, что неосторожным движением он тотчас выдал себя.