Drm Алексеев - Модератор

Ровным счетом ничего: пальто, куртки, туфли, кроссовки, шарфы, косметика, даже ее признания в любви на зеркале. Мои признания были, а ее нет.

Я разглядывал надписи. Стереть ее, не задев мои было невозможно. Но, повторюсь, своим глазам я еще верил.

-Её больше нет

Я удивленно посмотрел на гостя

-Как это нет?

-В живых, если тебе так будет понятнее.

Вот тут я не больше не смог себя сдерживаться. Подойдя к нему вплотную, я высказал все, что думаю о нем. А думал я в тот момент много, только плохое и не только о нем. Тирада состояла из стандартных, глупых, необоснованных, а потому обидных наездов, но в процессе словесного излияния до меня дошел полный смысл его последней фразы, и я закончил уже тихим голосом:

-Это правда?

Он кивнул.

Только тут я заметил, что он почти на голову выше меня, такой большой невозмутимый и жестокий. Стоит и смотрит, как под грузом понимания я становлюсь все меньше. Мне захотелось, чтобы как в детстве кто-то большой обнял меня и сказал: «Это только страшная сказка, все хорошо». Но он стоял и просто смотрел.

-Как это случилось?

-Быстро…

***

Пробуждение в этот раз ничем не отличалось от вчерашнего. Я также лежал на полу, я по-прежнему был дома, меня мучило похмелье. Вот только на меня сегодня ни кто не смотрел, и вспомнил я все очень быстро.

Я застонал от невообразимого чувства своей ничтожности. Вчера я бессмысленно вливал в себя весь алкоголь, имевшийся в квартире. А мой славный друг в черном балахоне прежде, чем уйти, по своему обыкновению, бесследно и не попрощавшись, рассказал все, что произошло с момента записи видеопослания.

Теперь я ненавидел себя уже конкретнее: за то, что я так и не смог дать о себе знать за три месяца, что из-за меня она отказалась от эвакуации, что не я силой посадил ее в машину в попытке вывести из города, и не я умер с ней в этой машине.

Теперь я знал все в очень сочных деталях. В богатстве эпитетов уроду в черном можно было только позавидовать. Парень, что пытался вывести ее из города, был настолько благороден, насколько я труслив. А ведь два года назад, когда он отдавал долг родине, я очень даже мило гулял с его девушкой по ночному городу, и выбрала она меня. Именно я клялся и божился, что пророю ради нее тоннель в Эвересте, читал стоя посредине улицы Пушкина, Ахматову и Блока. А он просто вернулся за ней и увез без трагедии надрыва и фальши.

И правильно мне мама говорила, что я всегда буду искать и мучиться, а как дойдет до дело, то я сяду в лужу. «Нету в тебе, Веня, стержня стального, так только болванка оловянная. Не дай тебе Бог проверить его на прочность». Не уберег, проверили, сломался, напился, теперь лежит, болеет, но живой.

К дьяволу все! Хотелось как-то снять то напряжение, что нагнеталось внутри. Головой об пол – больно, но не помогло.

Рядом валялась бутылка из-под водки, разбив ее, я выбрал кусок поострее и ,что было сил воткнул, в вену на локте. Но сил было не много, и я порезал только руку, которой держал стекло. Тогда опираясь на табуретку, я вылез из-под стола и поплелся к балкону.

Восьмой этаж, вот оно мое спасенье. Пара секунд полета и конец. Это то, что мне сейчас было нужно. Конечно, я себе бы выбрал что-нибудь поизощреннее, чтобы еще помучаться напоследок, но выбирать было особо не из чего, да и боялся я передумать.

«Час минешь – век живешь» - вот только не хотел я так больше жить. Прощать себе свои слабости, свыкаться с ними. Затирать непростительные ошибки, забывать свои предательства. Предательства самого себя. Даше уже все равно, она атеистка, а значит, для нее все закончилось. Как, впрочем, и через пару секунд для меня.

***

Когда ты долго живешь на одном месте, пейзаж за окном тебя перестает волновать совсем. С восьмого этажа тебе всегда видны одни и теже серые и невзрачные дома. Меняется что-то за окном редко. Я не беру в расчет климатические и суточные изменения, это понятно.

Но сейчас я даже не успел открыть стеклянную дверь на балкон, как забыл, что хотел сделать. За окном не было привычных зданий, за окном не было непривычных зданий, за окном не было совсем ничего, только безжизненная пустыня из ломаного кирпича и бетона. Именно этот пейзаж я видел, когда вылез из ямы на Комсомольской площади.

Больше суток я просидел в квартире и не удосужился заглянуть за задернутые шторы. Я стоял, уперевшись лбом в стекло, и ничего больше не понимал.

Пустыня вокруг была идеальной, а на балконе не треснуло ни одно стекло. Теперь десятиэтажный дом в Челябинске заметен за много десятков километров, а выйдя из метро, я не видел свой дом. Да и этот мужик в черном, откуда он знает такие подробности про Дашу, меня и Женю?

Совершенная, безоговорочная не состыковка фактов. Либо, я просто зря продолжаю верить своим глазам.

-Мечтаешь?

Я вздрогнул, хотя уже пора привыкнуть, к его манере появляться. Но, несмотря на то, что он явно заметил мой испуг, я не повернулся к нему.

-У тебя наверняка куча вопросов ко мне.

-О, да…

Я сказал это почти одними губами и очень неохотно. У меня появился шанс все прояснить, но каким-то местом я подозревал, что от этого мне легче не станет.

-Задавай

Дружелюбно сказал он, усаживаясь на диван. Я продолжал молчать. Он понимал все, происходящее вокруг, он был сильнее, и уж если он решил мне кое-что объяснить, то от меня уже ничего не зависит.

-Хорошо, тогда я тебе помогу. Я модератор, думаю, ты знаком с этим термином из интернета.

Я кивнул.

-Тут мои обязанности не многим отличаются. Хотя ставки другого масштаба. По имени я Кирилл.

-Вениамин – Буркнул я, а потом зачем-то добавил – Александрович

-Это, я Венечка знаю, не пойму только как ты домик то умудрился восстановить.

Теперь я смотрел на него изумлением.

-Я?

-Нет, ну то, что ты это теоретически можешь, я знал задолго до того, как тебя из Резерва первый раз вытащил. Но вот то, что ты это сможешь так сразу, в порыве ностальгии…

-Так это все-таки я?

На этот раз он удосужил меня кивком головы и продолжал:

-И вот теперь я не знаю, как с тобой поступать, ты силен и непредсказуем, тебя надо бы остановить, но тут в радиусе сотни километров нет, ни одной живой души. Значит, навредить ты сильно не сможешь.