Андрей Ерпылев - Второй шанс

– От костяного лба эскаэшная пуля?! Не свисти!

– Да ведь и лоб у кабана не чета твоему – скошенный, словно броня у танка, да и сама кость потолще пальца будет. Хотя твой тоже…

– И как же быть? – озадаченно потер лоб Клещ, даже не заметив насмешки. – У носорога ведь броня еще мощнее. Вон он какой…

– Я и говорю… Но есть план…

Животное довольно скоро устало и снова замерло у древесного ствола с зияющей в нем огромной выбоиной, ощетинившейся белоснежной щепой. Однако никуда убираться от дерева гигант не собирался, задумчиво объедая молодую поросль, идущую от корня. На первый выстрел он даже не обратил внимания, лишь дернув шерстью на хребте и недовольно мотнув куцым хвостом, будто пасущаяся корова, укушенная слепнем. Зато второй, ужаливший его в другой бок, заставил мотнуть страшной башкой и крутнуться на месте (только представьте себе, как резво может двигаться с виду неповоротливая туша!), а третий, поразивший в самую, похоже, уязвимую часть тела – крестец, заставил издать истошный визг, вроде свиного, и ринуться в атаку на невидимого противника.

Но не тут-то было: не давая зверю пробежать и пяти шагов в избранном направлении, охотники, расположившиеся с разных концов поляны, поочередно дырявили его шкуру не причиняющими особенного вреда, но болезненными уколами.

Неизвестно, сколько подобная экзекуция могла продолжаться, но после очередного жгучего привета, вырвавшего изрядный клок из оттопыренного уха, носорог, покрытый потеками крови, сочащейся из многочисленных ран, жалобно взревел и бросился напролом через заросли подлеска. Слава Богу, что выбрал для своей ретирады он ту оконечность поляны, где не оказалось ни одного стрелка…

Подождав, пока треск веток и возмущенные взревывания затихнут вдали, следопыты по одному вышли из своих укрытий, держа оружие наизготовку, в полной готовности дать стрекача при первых признаках возвращения лохматого мстителя. Подойдя к дереву, они задрали головы, любуясь предводителем, сросшимся с веткой в одно целое.

– Слезай, Зверобой!

Самохвалов обратил вниз бледное в синеву лицо и попытался улыбнуться трясущимися губами:

– Не могу руки разжать… Затек весь…

– А ты через «не могу»!

– Хватит зубатить, ребята, – вполголоса оборвал ерничанье товарищей Павел. – Надо его как-то снимать оттуда. Не видите: он в шоке. На ногу его посмотрите…

Смех тут же прекратился, и желание шутить пропало само собой, когда следопыты разглядели, что бедро командира разворочено до самой кости, а штанина промокла от крови, почти неразличимой на темной ткани…

– Ну что, следопыты! – весело встретил Константина и Павла шеф. – Не ваша охотничья сметка – покоцал бы меня этот носорог… Это ведь носорог был? Я, ребята, честно говоря, даже не помню в подробностях…

Самохвалов принимал друзей в своем «штабном» вездеходе, полулежа в походной койке, превращенной в госпитальную. Если бы не женщина в белом халате, придирчиво осматривающая и ощупывающая толсто обмотанную бинтом ногу на растяжке, никто бы не опознал в цветущем здоровяке с книжкой в руках недавнего «доходягу», несколько дней балансировавшего на зыбкой грани между жизнью и смертью.

Да, целых четыре дня экспедиция оставалась без руководителя и могла бы остаться навсегда, если бы не опыт и самоотверженность медиков, в первую очередь Пашкиной Валентины. Рана оказалась куда серьезнее, чем выглядела на первый взгляд: острый рог мохнатого чудища, глубоко пропоров мышцы на бедре, повредил кость и, самое главное, порвал несколько крупных сосудов, лишь каким-то чудом миновав бедренную артерию. Если бы она была повреждена, то спасатели – и это в лучшем случае – нашли бы лишь бездыханное тело предводителя. В худшем случае они нашли бы нечто с трудом поддающееся опознанию. Носороги очень злопамятны, и благородство им чуждо… При любом раскладе дотащить до вездеходов живым Владислава не удалось бы ни в коем случае.

Увы, при всей его остроте отнести носорожье оружие к разряду стерильных нельзя при всем желании. Любит он, знаете ли, поковырять своим «плугом» землю, муравьиные кучи… Да и одежда, часть которой оказалась вбитой глубоко в рану, в походных условиях чистотой не блещет… Так что воспаление началось такое, что кое-кто серьезно подумывал об ампутации вздувшейся конечности, что при столь высоком расположении очага инфекции панацеей отнюдь не явилось бы. Да и сама Валентина Егоровна кровожадностью не отличалась и традиций военно-полевой хирургии не придерживалась…

– Недели не обещаю, – сухо сообщила она пациенту, тайно недолюбливаемому по целому ряду причин, прежде чем оставить его наедине с мужчинами. – Но через две-три будете ходить. Если станете безукоснительно придерживаться рекомендаций лечащего врача, конечно, – сурово погрозила она мужу, карман штормовки которого подозрительно оттопыривался. – Режим, режим и только режим!..

– Прямо генерал в юбке! – прошептал Влад, заговорщически подмигивая обоим приятелям, когда звук шагов за дверью каморки стих. – Как она меня крутила-вертела-а!.. И чуть что, сразу – «цыц, больной!»

– Она такая, – поддакнул Константин, косясь на Павла. – И мужа держит в ежовых рукавицах!..

– Да ладно тебе…

Хозяин тем временем ловко выудил из тумбочки стаканчики и фляжку.

– Ладно, мужики, вздрогнем… Считай, с того света меня супруга твоя вытащила, Пал Петрович…

Вскоре пришла очередь «шнапса», принесенного с собой. Разбавленный «фифти-фифти» спирт шел ничуть не хуже настоящей водки, и атмосфера за импровизированным столом (табуреткой, придвинутой вплотную к койке) от рюмки к рюмке становилась все непринужденнее.

– Слышь, шеф, – Костя прикончил последнюю рижскую шпротину, грозящую на несколько десятилетий стать здесь закуской поэкзотичнее белужьей икры, и потянулся за соленым рыжиком. – Раз уж мы тут все свои…

– Да ладно, «шеф, шеф», – сверкнул своей голливудской улыбкой Самохвалов. – Зовите Владом. Какой я вам шеф, тем более – с глазу на глаз.

– Заметано, – улыбнулся изрядно захмелевший Павел. – Только на людях – никаких Владов. Субор-дина-ция! – наставительно поднял он вверх палец.

Выпили за «Влада» и за субординацию.

– И все-таки, – не унимался Лазарев. – Ну про нефть я понимаю. Горючее, все такое… Только мы ведь люди взрослые… Маловато нашей шайки будет для нового человечества.

– На «Мэйфлауэре»[92] еще меньше было, – вставил Павел. – А смотрика: четырехсот лет не прошло – почти триста миллионов.

– Так то четыреста… – вздохнул Константин. – Нам-то, дай Бог, лет тридцать еще протянуть… К тому же «Мэйфлауэр» этот не один был – за ним еще тысячи кораблей шли. И индейцы опять же… А тут мы одни.