Царь нигилистов 2 (СИ) - Волховский Олег
Помощь проекту
Царь нигилистов 2 (СИ) читать книгу онлайн
— Если это яд, я тем более вынужден его забрать. Здесь Владимир Александрович.
— Я давно просил отдельную комнату.
Гогель со вздохом взял пузырек и сунул себе в карман.
— Почему-то, когда здесь стоял лауданум, который в десять раз ядовитее, никого это не волновало, — заметил Саша.
— Лауданум был по рецепту врача, — сказал Гогель.
— А спирт по рекомендации учителя, — соврал Саша.
— Ладно, — смирился Гогель. — Понадобится — отдам.
Саша сел за стол. Взял перо и лист бумаги.
— Кому будете писать? — спросил гувернер.
— Елене Павловне.
Гогель кивнул.
— Я тогда выйду покурить.
— Не скажу, что это хорошо, — заметил Саша. — Но ваша помощь мне пока не нужна, так что не смею задерживать.
Когда Григорий Федорович вышел, Саша метнулся к тумбочке, выгрузил туда Никсов портсигар и прикрыл пачкой листов бумаги. А сверху положил «журнал».
Как же его достала эта дурацкая конспирация!
И вернулся к письму:
«Любезная Елена Павловна!
Спасибо Вам за учителя. Склифосовский замечательный.
Я предложил ему посмотреть под микроскопом на гной и чешуйки из язв Никсы. Вы ведь знаете, что у него золотуха?
Так вот… Я не буду Вам навязывать никаких выводов, но, надеюсь, что, как человек, интересовавшийся зоологией, Вы сможете сделать их сами.
Мы нашли у Никсы гигантские клетки Пирогова, которые Николай Иванович открыл, исследуя мокроту больных чахоткой. У моего брата такие же.
Это конечно еще ничего не значит, но наводит на определенные размышления.
В клетках Пирогова мы нашли бактерии, похожие на палочки. Склифосовскому они не были известны. Я не утверждаю, что эти микробы связаны с чахоткой, но понять, так ли это, просто необходимо, поскольку речь идет о жизни цесаревича.
Николай Васильевич готов посветить этому последний месяц лета, но ему надо на что-то жить, и для исследований понадобится команда. Работы много, хотя, в основном, технической. Думаю, можно нанять студентов-медиков. Они еще не зашоренные, и платить можно не как академикам.
Нужно экспериментальное оборудование, лабораторные животные и желательно отдельное помещение для работы. То, с чем они будут иметь дело, может быть очень опасным.
Я попросил Склифосовского сделать расчет.
Микроскоп я подарил ему. Я Вас этим не обижу?
Это был лучший подарок в моей жизни, но ему нужнее.
Никса готов вложить свои деньги, но, боюсь, это не очень много.
Я совершенно уверен, что месяца нам не хватит. Хорошо бы сманить Николая Васильевича в Питер, но, если он решит доучиваться в Московском университете — надо будет решать проблему. Возможно, брать на его место кого-то еще, возможно, переводить лабораторию в Москву.
Хотя, честно говоря, я думаю, что и две лаборатории — мало.
Что вы думаете о том, чтобы принять участие в финансировании этого проекта?
Я бы никогда не стал просить для себя.
Утром, после завтрака ему принесли сразу два больших толстых конверта, запечатанные сургучом с гербами.
Глава 2
Одно письмо пришло от Елены Павловны, второе — от дяди Кости, и в обоих был вложен, ну, естественно, «Колокол».
У Мадам Мишель к «Колоколу» прилагалась записка:
«Милый Саша!
Конечно я вложу деньги в исследования туберкулеза, хотя от всей души желаю вам со Склифосовским ошибиться.
Что ты думаешь о том, чтобы посетить один из моих четвергов?»
О четвергах Саша был премного наслышан, там собиралась интеллектуальная публика без различия чинов и званий, а, чтобы Елене Павловне было комильфо приглашать сих разночинцев, записки рассылали ее фрейлины, и посетители номинально считались гостями фрейлин. Посему четверги Елены Павловны называли еще «морганатическими вечерами».
Саша поблагодарил за приглашение и ответил, что хоть сегодня (благо четверг), если конечно гувернеры не будут против. И спросил, можно ли взять с собой Никсу, если он захочет.
«Колокол» открывался истерической передовицей под названием:
«Письмо к государю (по поводу проектов центрального комитета)», подписанной Огаревым и неким «Искандером».
То, что последний — это Герцен, Сашу уже просветили.
«Государь, — политкорректно писали разбуженные декабристами. — Мы с ужасом прочли проекты центрального комитета. Остановитесь! Не утверждайте! Вы подпишете свой стыд и гибель России. Как честные люди, от искренней скорби и от искреннего желания добра, ради всего святого, умоляем вас: не утверждайте! Одумайтесь!»
Речь шла об очередном проекте освобождения крестьян, который был еще умереннее предыдущего. Крестьяне теперь должны были выкупать свои наделы не в собственность, а в бессрочное потомственное пользование, и наделы стали еще меньше, а права помещиков еще больше.
Саше вспомнился эпиграф к одной книге о происхождении морали: «Дайте во владение человеку голую скалу, и он превратит ее в сад. Дайте ему на девять лет в аренду сад, и он превратит его в пустыню…
Право собственности творит чудеса: оно превращает песок в золото».
Книга была совершенно материалистической и альтруизм находила, начиная с летучих мышей, а цитату приписывала некоему Артуру Юнгу — английскому писателю, агроному и экономисту.
Саша всегда считал, что собственность лучше пользования, так что был совершенно солидарен с Герценом. Но в отличие от Александра Ивановича знал, что проекты утверждены еще весной.
Та самая статья, из-за которой Сашу завалили «Колоколами» располагалась на второй странице:
«Сен-Жюст при дворе императора Александра Николаевича: тронная речь».
«Это историческое событие случилось в пятницу шестнадцатого июля в гостиной государыни, — начиналась статья. — Тринадцатилетний Великий князь Александр Александрович исполнил никому неизвестную, но совершенно гениальную музыкальную пьесу „К Элизе“, приписал ее покойному Бетховину, и бесстрашно, прямо при государе (хотя и вполголоса) изложил свои политические взгляды.
Итак, что же нас ждет, если вдруг Александр Николаевич прислушается к своему юному сыну или (что скорее), спустя годы, Николай Александрович прислушается к своему младшему брату?
Отмена цензуры; Отмена смертной казни; Свобода вероисповедания. Билль о правах.
А также: ликвидация крестьянской общины, ведение частной собственности на землю, и ее свободная продажа.
Государство всеобщего благосостояния.
Верно и волхвы так не радовались звезде, восходящей над Вифлеемом, как мы — первым трем предложениям!
Об освобождении слова от цензуры мы писали еще год назад в предисловии к первому номеру „Колокола“. Отмену смертной казни поддерживаем всей душой, если это только не будет по Николаю Павловичу: „Не было у нас отродясь смертной казни, а потому прогнать сквозь строй двенадцать раз“.
И всегда мы критиковали глупые преследования старообрядцев.
А вот Билль о правах требует некоторых пояснений. На какой именно билль о правах ориентируется Великий князь? Английский? Американский?
Неужели Александр Александрович действительно за то, чтобы дать народу человеческие права? Свободу печати, свободу петиций, свободу собраний?
Мы нисколько не сомневаемся, что Александр Александрович это прочитает. Так что с замиранием сердца и тайной надеждой ждем подробностей. Мы понимаем, что для Великого князя просто невозможно у нас публиковаться, но мы ведь можем и без имени автора, и даже без разрешения, опубликовать».
Саша усмехнулся. Манипулятор, этот Герцен. Вызов бросает?
«Освобождение крестьян от помещиков — еще один первоочередной шаг, который мы предлагали еще в первом номере „Колокола“. Но с ликвидацией крестьянского общества мы никак не можем согласиться, — продолжали Герцен с Огаревым. — Земля должна быть передана, конечно, в собственность, но именно общине, которая одна может спасти крестьян от разорения.
Государство всеобщего благосостояния — новое для нас понятие. Ваше Высочество, не могли бы Вы пояснить, что имели в виду? Про „Все в том острове богаты, Изоб нет, везде палаты“ мы поняли. Но как этого добиться без золотых орешков с изумрудными ядрами и волшебных животных?
Связаны ли с этим планы всеобщего образования? Начального? И что значит „всеобщего“?
Это все не в упрек Великому князю. Мы в восхищении.
Если он осуществит хотя бы половину своих планов, это будет достойно Петра Великого, к которому сей чудесный отрок относится с некоторым скепсисом и упрекает за недостаточно глубокую вестернизацию. Зато дорогу на запад почитает за единственный путь, который рано или поздно пройдут все народы.
Произнося свою тронную речь, Великий князь по памяти сыпал малоизвестными историческими фактами. Например, о том, что при Петре Великом были планы введения обязательного образования для горожан. Или, что Наполеон планировал освободить крестьян и возил в обозе свою статую в тоге, посвященную этому событию.
Самым удивительным в этой речи было то, что оратору нет еще четырнадцати лет. Однако возраст не помешал ему сказать то, что прозвучало, как выстрел в ночи, как философические письма другого западника, объявленного сумасшедшим при Николае Павловиче.
Говорят, что врач, призванный наблюдать автора писем, при первом же знакомстве сказал ему: „Если б не моя семья, жена да шестеро детей, я бы им показал, кто на самом деле сумасшедший“.
Доходили до нас слухи, что Александр Николаевич тоже собирался объявить сумасшедшим своего гениального сына и пригласил к нему известного психиатра Балинского. Последний пока бездетен. Так что, к нашему счастью, государь не решился назвать помешанным самого разумного человека в своем окружении».
