Лесные ведьмы - Анастасия Андреевна Зорина

Часть первая.

– Маринка, ну помоги, а? Ну дорогущие ведь, ну пропадут, жалко же.

– Аня, тебе же в магазине наверняка все объяснили, что и как. Я-то чем тебе помогу?

– Марин, ну все же знают, ты деревце потрогаешь, оно оживёт. У тебя палки в руках расцветают! Все, завтра жду, потом проси, что хочешь! Целую!

" Садоводы-огородники", – усмехнулась Марина, и отхлебнула из кружки кофе. "Придётся ехать".

Однако приходилось признать, что подруга была права. Марина действовала на растения как освежающий глоток влаги в знойный день. Под её ласковой рукой выпрямлялись самые увядшие цветы, самые загубленные дурным уходом деревья. Кошки прыгали к ней на колени без всякого зазывного "кис-кис", а собаки приветливо виляли хвостом. Но вот люди Марину не слишком любили – она была прямолинейна и вспыльчива, хотя и жалостлива, шумных собраний не жаловала, и больше всего ценила уединение.

Мужу временами трудно жилось с ней. За двенадцать лет брака он так и не смог понять жену, и её резкие смены настроения порой пугали его. "Как на вулкане, блин", иногда думал он. Но домой спешил – любил Марину и двух дочек, и другой женщины и жизни для себя не мыслил.

Мать Марины пропала без вести, когда ей было всего 5 лет, и считалась умершей. Отец много и как-то отчаянно пил. Пока Маринку ставил на ноги, ещё держался, но стоило ей повзрослеть, и запил практически по-черному. Марина общалась с ним редко – пьяного терпеть не могла, а трезвым он бывал не часто.

Годы шли, Марине "стукнуло" 30, потом перешло "за 30", и её стала все больше и больше охватывать беспричинная тоска. Сны снились странные, тяжёлые, тёмные. И казалось ей на утро, что сны эти – подсказка к тому, что она когда – то забыла, и теперь никак не может вспомнить. А если вспомнит, все встанет на свои места, и тоска уйдёт.

Марина с мужем (Алексеем) уже несколько лет безуспешно подыскивали земельный участок – ей не нравился ни один. То мал, то велик, то на склоне, то слишком близко от города. Алексей уже смирился, и речь о земле не заводил. Как вдруг наткнулась Марина на объявление – 20 соток, жилая деревня, 10 минут езды. Увидела фото и у неё аж сердце забилось.

"Хочу!" – решила она. Участок оформили уже через день. Алексей, настроенный не так радужно, как супруга, спросил у бывшей владелицы участка:

– И все же: почему продаёте?

– А не знаю, – чистосердечно ответила женщина. – Не получается у нас на этой земле. Как не наша она.

Алексей нахмурился, какое-то неприятное предчувствие пронзило его. Но перечить жене он не стал. Знал – бесполезно.

На следующий они приехали в деревню. Только вышли из машины, как увидели – к ним идёт соседка.

– Здравствуйте, ребята, а я знакомиться к вам… Марина?

– Да, Марина. А вы откуда знаете?

– Так ты же мать вылитая! Да и тебя я ещё крошкой помню. Вернулись, значит?

– Что значит "вернулись"? Мы только вчера участок купили.

– Так ты не в курсе? Это же ваша земля. После того, как мать твоя исчезла, отец участок за гроши продал. Алёна ведь отсюда и пропала… Всей деревней искали, и милиция была. Не нашли…

А ты и не знала, значит? Вот уж судьба… Обратно привела…

И соседка, тяжело вздыхая и крестясь, побрела прочь. Марина с мужем остолбенели.

– Не нравится мне это, – сказал Алексей, – чушь какая – то. Поехали отсюда, а?

– Поехали, Лёша, мне как раз к отцу нужно.

– Выходные же, Маринка. Пьяный он.

– Вот и хорошо. У меня много вопросов, на которые он трезвый не ответит.

– Уезжай, дочь! Ничего об этом слышать не хочу! – замазал руками отец. – Мать пропала, её больше нет, что об этом говорить теперь!

– То есть не скажешь?

– Да не хочу я об этом. Езжай, а? Выпить хочу!

– А я, папа, наш старый участок выкупила. Тот самый, в Леонтьевке.

– Что ты сделала??? Как? Дочь, продай его, и живи спокойно, прошу тебя.

– Так расскажи мне всё, папа! Может, я пойму тебя, и действительно избавлюсь от него?

– Видно, судьба моя такая, – вздохнул протрезвевший на глазах отец. – Слушай. Я мать твою любил очень, хоть она и как не от мира сего была. Всё травки да цветочки у неё. Тебя она с рук не спускала – в жизни не видел, чтобы так с ребёнком носились. Земля эта треклятая ей от бабки досталась. Я домик подправил, и отвёз вас обеих туда на всё лето. Уж очень Алёна просилась. Сам приезжал только на выходные – работал допоздна. А однажды приехал на буднях – станок сломался, меня на несколько дней и отпустили. Приехал, а она узелок собирает. "Куда?", говорю. "Тебе не понять", отвечает, "мне идти надо". И тебя на руки хвать! "Не отдам Маринку", крикнул, и тебя силком отобрал. "Мужика нашла? Иди! А дочь не трогай!" Лепетала она мне что-то про судьбу свою, про лес, про бабку… Я ни одному слову не поверил, да и слушать не хотел. Взял тебя и в город уехал. Остыл потом, вернулся, а её уж и след простыл. Никто Алёну больше не видел. Деревенским я сказал, что вечером приехал, а её нет. Тут поиски, то да сё. Не нашли. Землю продал, и закаялся вспоминать об этом. Вот и вся история, дочь. Продай ты эту землю, бога ради, чувствую я – добром не кончится. "

– Бедный мой папа, – обняла его Марина, – настрадался… Не бойся, хорошо всё будет.

Но Марина лгала, и знала об этом. И отец тоже знал. Он проводил дочь печальным взглядом и открыл новую бутылку.

В скором времени у Марины начался отпуск. В этом году ей повезло – достался июнь.

Алексей в срочном порядке подремонтировал все, что нуждалось в ремонте, привёз холодильник, телевизор и плитку, и Марина с дочками заехали в маленький бревенчатый домик на своей вновь обретенной земле. Алексей с ними быть не мог – ему с отпуском как раз-таки не повезло: достался ноябрь. Договорились, что он будет приезжать на выходные, навещать и привозить продукты.

Марина дышала здесь полной грудью и спала как младенец, без надоедливых снов. Каждый день она обходила росшие на участке дубы, берёзы, гладила их, шептала что-то, понятное только им. Деревья тянули к ней ветви, шелестели листьями в ответ. Младшая дочь Марины, пятилетняя Маша, не отходила от матери ни на шаг, подражала ей во всём. Также гладила листочки, говорила им что-то ласковое. "Блаженные", – посмеивалась над ними старшая, Лена. Ей, в отличие от мамы и младшей сестры, здесь не нравилось. И восторги эти она не понимала. Ну, земля, ну дерево. Леса же, который начинался сразу за их