Август Дерлет - За порогом

На самом деле это история моего деда.

Но в определенном смысле она — семейное достояние, а за пределами семьи принадлежит миру, и более нет причин скрывать кошмарные подробности того, что произошло в одиноком доме в глубине лесов северного Висконсина.

История уходит корнями во мглу давних времен задолго до того, как возник род Алвинов, но я ровным счетом ничего о том не знал на момент своей поездки в Висконсин — в ответ на письмо двоюродного брата о том, что здоровье нашего деда странным образом ухудшилось. Джозия Алвин всегда казался мне едва ли не бессмертным, даже когда я был ребенком, а за минувшие годы он с виду и не изменился: могучий старик, грудь колесом, тяжелое, одутловатое лицо с коротко подстриженными усиками и бородкой, чтобы смягчить жесткую линию квадратной челюсти. Глаза его были темными и не слишком большими, брови — кустистые, волосы — длинные, так что голова изрядно смахивала на львиную. Хотя в детстве я его видел нечасто, тем не менее он произвел на меня неизгладимое впечатление за несколько коротких приездов, когда останавливался в родовом поместье под Аркхемом в Массачусетсе — во время своих недолгих остановок по пути в дальние концы света: в Тибет, в Монголию, в арктические области, на малоизвестные острова Тихого океана — и обратно.

Я не видел его вот уже много лет, и тут пришло письмо от моего двоюродного брата Фролина: тот жил вместе с ним в дедовом старинном особняке в самом сердце лесного и озерного края северного Висконсина. «Не мог бы ты на какое-то время распроститься с Массачусетсом и приехать сюда? С тех пор как ты был здесь в последний раз, под разнообразными мостами немало воды утекло, и ветер принес с собой немало перемен. Честно говоря, ты здесь позарез нужен. В нынешних обстоятельствах я понятия не имею, к кому обратиться: дед в последнее время сам на себя не похож, а мне необходим кто-то, кому я мог бы доверять». В письме не было ровным счетом ничего из ряда вон выходящего, и однако ж ощущалась странная напряженность, нечто незримое, неосязаемое прочитывалось между строк — что-то во фразе насчет ветра, что-то в обороте «дед сам на себя не похож», потребность в ком-то, «кому можно доверять», — так что ответ на письмо Фролина возможен был только один.

В сентябре я с легкостью мог позволить себе взять академический отпуск (я работал помощником библиотекаря в Мискатоникском университете в Аркхеме) и укатить на запад. Так я и сделал. Поехал, мучимый почти сверхъестественной убежденностью, что надо торопиться: сел на самолет в Бостоне, долетел до Чикаго, а оттуда добрался на поезде до деревни Хармон в глуши лесов Висконсина — потрясающе красивое место неподалеку от берегов озера Верхнего, так что в ветреный непогожий день слышно, как волны плещут.

Фролин встретил меня на станции. Моему кузену было в ту пору под сорок, но выглядел он лет на десять младше — с его жаркими, выразительными карими глазами и нежным, чутким ртом, маскирующим внутреннюю твердость. Он был непривычно серьезен — впрочем, он то и дело переходил от торжественной чинности к заразительному безрассудству: «ирландская кровь дает о себе знать», — сказал когда-то дед. Я пожал ему руку, заглянул в глаза, ища разгадки его тайному горю, но увидел лишь, что он в самом деле встревожен: взгляд выдавал его, точно так же как взбаламученная вода пруда свидетельствует о беспорядке на дне, хотя сама поверхность — как стекло.

— Ну, что там стряслось? — поинтересовался я, устроившись рядом с кузеном в двухместном автомобильчике и въезжая в край высоких сосен. — Старик слег?

Фролин покачал головой.

— О нет, Тони, ничего подобного. — Он окинул меня странным, сдержанным взглядом. — Ты сам увидишь. Подожди немного — и все увидишь сам.

— Так что не так? — не отступался я. — Твое письмо меня не на шутку перепугало.

— Я старался, — серьезно кивнул он.

— И однако ж открытым текстом ничего не сказано, — признал я. — Но звучит тревожно, бог весть почему.

Фролин улыбнулся.

— Ага, я так и знал, что ты поймешь. Признаюсь, мне оно далось непросто — очень непросто. Я о тебе не раз и не два вспомнил, прежде чем сел и написал это письмо, поверь!

— Но если он не болен?.. Ты ведь сказал, дед сам на себя не похож?

— Да-да, так и есть. Ты подожди, Тони; умерь нетерпение — своими глазами увидишь. У него с рассудком что-то, думаю.

— С рассудком!

При одном только предположении, что дед спятил, я испытал самый настоящий шок — и глубокую жалость. Мысль о том, что этот блестящий ум померк, была невыносима; мне даже думать о том не хотелось.

— Ох, только не это! — воскликнул я. — Фролин, ну что еще за чертовщина?

Кузен снова встревоженно воззрился на меня.

— Не знаю. Но сдается мне, это что-то ужасное. И если бы еще только дед. Но потом еще эта музыка — и все прочее: звуки, и запахи, и… — Фролин перехватил мой недоуменный взгляд и отвернулся, усилием едва ли не физическим заставив себя умолкнуть. — Но я опять забылся. Не расспрашивай меня больше. Просто подожди. И сам все увидишь. — Он коротко, вымученно рассмеялся. — Может, это вовсе не старик из ума выжил, а кое-кто другой. Об этом я тоже порою задумываюсь — и не без причины.

Я ничего больше не сказал: внутри меня как на дрожжах рос напряженный страх. Какое-то время я молча сидел рядом с кузеном, думая только о том, как Фролин и старый Джозия Алвин живут бок о бок в этом старом доме, не замечая окрестных головокружительно высоких сосен, и шума ветра, и пряного благоухания сжигаемых листьев, что ветер несет с северо-запада. Вечер приходил в тот край рано, запутавшись в темных соснах, и, хотя на западе еще не угасла вечерняя заря, взметнувшись вверх гигантской волной шафрана и аметиста, темнота уже завладела лесом, через который мы ехали. Из мглы доносились крики виргинских филинов и их меньших родственников, малых ушастых совок, что творили свою жутковатую магию в недвижном безмолвии, нарушаемом разве что вздохами ветра да шумом машины, что проезжала по сравнительно безлюдной дороге к дому Алвина.

— Почти приехали, — сообщил Фролин.

Свет фар скользнул по изломанной сосне (в нее много лет назад ударила молния) — она застыла недвижно, две изможденные ветки выгибались, точно узловатые руки, в сторону дороги. Фролин привлек мое внимание к этому старому ориентиру, зная, что я о нем вспомню разве что в полумиле от дома.

— Если дед спросит, лучше не упоминай о том, что это я за тобой послал, — попросил кузен. — Не знаю, как он это воспримет. Скажи ему, что был на Среднем Западе и заехал в гости.