Питер Страуб - Темная материя

— наряженная принцессой маленькая девочка топает босиком через сверкающую росой зеленую лужайку;

— стакан с водой на столе в пустой комнате.

И она догадалась: так ей дают понять, что стакан с водой и есть некое присутствие в комнате наверху, что чистое и прозрачное создание неизменно и невыносимо и что несобаки защищали людей, не допуская их до тесного контакта с этим вечным и нестерпимым существом.

Охваченная любовью и ужасом одновременно, непереносимым сочетанием чувств, семнадцатилетняя Минога, не в силах сдержать слезы, опустила голову на руки, обмочилась в синие джинсы и разрыдалась еще пуще. Теплая жидкость устремилась по ногам, остывая на мраморных плитах. Минога тяжело дышала, глаза заливали слезы, живот содрогался. Насколько она вообще была в состоянии думать, она подумала: «Значит, Великая тайна и Конечный секрет заключаются в том, что мы не в состоянии вынести Великую тайну и Конечный секрет».

Когда икота, всхлипы и стоны немного утихли, Минога обнаружила, что ее ладони опираются не на мрамор, а на траву, а каменные ступени больше не врезаются в бедра. Не веря глазам, она вздохнула полной грудью и с трудом поднялась на ноги. В пяти футах вверх по склону в луже крови лежало изувеченное тело Кита Хейварда. Гути исчез. Мередит исчезла. Ботик сидел на корточках, сжав голову руками, и рыдал.

Потрясенный Спенсер Мэллон бродил вокруг, будто ничего не видя перед собой. Резвившиеся духи и божки вернулись в свое царство, и сквозь оранжево-розовую дымку, все еще окружавшую его, Мэллон разглядел Кроху Олсона, который смотрел прямо на него с безмерным обожанием, готовый броситься выполнять все, что пожелает его кумир. Мэллон глянул на Миногу — его взгляд сказал ей, что он заметил кое-что из того, что она сделала. Ее лицо распухло от слез, джинсы потемнели от мочи. Но Мэллон не обратил на это никакого внимания. Покрытое глянцем сдержанности, все, что она любила в нем, пылало, как костер. И неважно, как глубоко она обожала его, — Мэллон собирался уехать; с Крохой, словно со щенком на поводке, он намылился лететь отсюда сломя голову.

Мэллон отвернулся от нее и припустил рысцой в сторону Глассхаус-роуд. Золотой поводок туго натянулся — и Кроха рванул за ним. Через пару мгновений след обоих простыл. Неожиданный груз свалившегося несчастья толкнул Миногу назад, в полдень предыдущего дня, где она превратилась в белый клочок ткани, и ее, одинокую и обреченную, ветер нес над лугом, и только Гути видел это.

— Я это видел, — выпалил Гути. — Ты говоришь правду. Я об этом никому и никогда не рассказывал. Ох. Я прервал тебя. Извини меня, пожалуйста, Минога. Прости, прости, прости.

— Ты меня не прервал, я закончила. Да, точно. После всего, через что я прошла, лучше на этом и остановиться.

Мир за окнами потемнел. Во время рассказа Боутмен включил неяркое бра, и свет, не долетая до углов и стен, оставлял по периметру комнаты широкие тени.

Минога вытерла лицо комочком салфеток, высморкалась, прошла к мусорной корзине рядом с камином и выбросила его. Она промахнулась всего на пару дюймов. В тусклом свете четверо мужчин глядели на медленно разворачивающиеся салфетки: все решили притвориться, будто она попала.

— Ух ты, вот это да, я ведь промазала, — сказала Ли Труа. — Звук попадания в корзину совсем другой. Такое не пропустишь, если обращать внимание на все. Спасибо, ребята. Должна признаться, очень тронута вашей деликатностью.

Она присела и потянулась за салфетками. Со второй попытки нашла их.

— Я немножко не в себе… — проговорила она.

Прежде чем разжать пальцы, она занесла комок над корзиной.

— Почему ты не хочешь присесть? — спросил я.

— Потому что не хочу. Пока я на ногах, у меня есть возможность сохранять самообладание. А я уж было потеряла его. Ну что ж, просто я…

На ее лице отразилось внезапно нахлынувшее волнение.

— Я просто…

Она зажмурилась, покачала головой и сделала резкое движение рукой, будто отмахиваясь от чего-то.

— С нами было бы то же самое, — сказал я. — Поплачь вволю, Ли. И дай ногам отдохнуть.

— Мне было бы в миллион раз тяжелее, чем тебе, — сказал Гути. — Минога, ты потрясающая. Да, ты потрясающая.

Комплименты она пропустила мимо ушей и заговорила со мной:

— Я не хочу давать ногам отдохнуть, ясно? Я же только что сказала тебе. И потом, я еще не все рассказала.

Обычно гости приходят в замешательство, смущаются, если супруги вдруг начинают делать язвительные замечания друг другу.

— Ну хорошо… Пожалуйста, продолжай. Так ты не собираешься садиться?

Я поднялся и шагнул к ней.

— Мы потом оба присядем. Помощь мне не нужна. Я у себя дома. Пожалуйста, Ли.

— Хорошо, — сказал я. — Разумеется, ты дома. Прости.

— Что-то сегодня все передо мной извиняются. Пожалуйста, ребята, перестаньте.

Она пошла к своему месту, лишь в самый последний миг проверив ногой правильность направления. Ли Труа опустилась в кресло, уверенно положив руки на подлокотники, и села очень прямо — спина в шести дюймах от спинки. Она была похожа на королеву маленького богемного королевства с солидным запасом золота в казне. Глаза мои затуманились, и Миноге каким-то образом удалось это почувствовать, она повернула в мою сторону голову и сказала:

— Все, все уже хорошо… Не волнуйся, пожалуйста.

— Понял, — ответил я, припомнив, что извиняться не следует.

— Я сначала решила, что сказать больше нечего, — обратилась ко всем Ли. — А потом вдруг заметила у себя в руках этот «Клинекс» и поняла, что, заставив вас выслушать в таком количестве мои бредни, я многим вам обязана. Так что я почти закончила, но не совсем. Я хочу, чтобы вы знали все, что знаю я. По-моему, это будет честно.

Мы пробормотали что-то утвердительное, Минога подалась вперед и уперла локти в колени.

— Вот и хорошо, — сказала она.

Итак, главный вопрос обо всем, что она тут нарассказывала, таков: было или не было? Или выразимся иначе: верила ли Минога, что весь этот безумный бред и вправду имел место? На самом ли деле Спенсер Мэллон установил связь с другим миром и выпустил орду духов и демонов? На самом ли деле она проникла в память Кита Хейварда и развлеклась дружеской беседой с литературно образованным демоном, говорившим со старомодным нью-йоркским уличным акцентом? Выбросили ли ее из лондонского автобуса, описалась ли она на мраморных ступенях перед божественной сущностью? Все, что она видела, могло оказаться результатом потрясения и страха, действием гормонов, продуктом интенсивных химических реакций в ее мозге.