Сергей Арбенин - Собачий род

Белая приостановилась, ловя запахи. Вот оно, здесь. Под тёмным старым пальто, пропахшим человеческим потом.

Человеческим потом и… собачьей шерстью.

Белая остановилась, вздрогнула. И не успела развернуться: сбоку на неё летело косматое, забинтованное тело с горящими глазами, — горящими почти так же, как у неё…

Мощные челюсти сомкнулись на глотке. Белая упала, дёрнулась. Она знала, что убить её невозможно. И поэтому оставалась спокойной.

Она оставалась спокойной, даже когда челюсти разомкнулись, и пёс, хромая, отошёл от неё.

— Тарзан! Тарзанчик! Ты живой? — раздался тонкий дрожащий голос Девы.

* * *

Когда всё затихло, над белыми крышами Черемошников показались крылатые тени. Звучно пропел охотничий рожок, раздался далёкий свирепый лай. Тени промчались над двором, и из тёмного облака вывалилась стая больших чёрных ворон. Вороны молча обсели трупы и начали рвать их на куски.

Через некоторое время на поле битвы остались только чёрный перепаханный снег и тело странного существа, которого вороны не посмели тронуть.

Уничтожив собак и тела Ка без остатка, стая шумно поднялась в небо. А на проломленную крышу дома бесшумно опустился тёмный всадник на чёрном коне.

* * *

Алёнка, прижимаясь к телу Тарзана, увидела, как на чердаке появился человек в тёмном плаще, который делал его почти невидимым. Человек распахнул плащ, который оказался невероятно огромным, на весь чердак, и накрыл им лежавшую без движения Сараму.

Он закутал волчицу в плащ, словно в ночь, поднял её на руки, и взмыл через пролом в крыше прямо в холодные небеса.

И тогда снова раздались лай и хриплое далёкое карканье, а потом запел охотничий рог. Он пел печальную, траурную песнь, от которой холодело сердце. Он пел долго, то удаляясь, то приближаясь, и Алёнка, слушая, молча вытирала слёзы, и не успевала: они скатывались со щёк круглыми горошинами и, замерзая на лету, звенели, падая вниз.

Вот и всё.

* * *

Студия гостелевидения. Сутки спустя

Мэр города Ильин выступал в прямом эфире, отбиваясь от бесконечных звонков телезрителей. Он уже объяснил, что никакого чрезвычайного положения нет, что массовый отстрел волков, затеянный охотуправлением, прекращён, и против виновных экологической прокуратурой заведено дело. Что никаких диких собак в городе не было и нет, а вспышка бешенства была зарегистрирована не в городе, а в пригородном селе.

Он повторял это весь вечер, у него разболелась голова, ему страшно хотелось курить и ещё — послать всех подальше. Но звонки в студию не прекращались, а въедливая ведущая Ирина всё не отставала с одними и теми же дурацкими вопросами.

— Скажите, Александр Сергеевич, это правда, что на Черемошниках вчера ночью было какое-то дикое побоище?

— Мне об этом ничего не известно. Если было "побоище", как вы выражаетесь, то скажите, пожалуйста, кто там был убит, — сказал Ильин уклончиво.

Ведущая слегка кашлянула, пошелестела лежавшими перед ней бумагами. И начала заново:

— Скажите, это правда, что из городских моргов исчезают трупы? Местные жители утверждают, что видели мёртвую цыганку. То есть, ожившую.

— На Черемошниках? — уточнил Ильин, усмехнулся, и развёл руками, как бы давая понять, что от жителей Черемошников всего можно ожидать.

— И всё-таки, о трупах… — не отставала ведущая. — Это правда, что несколько трупов исчезли, например, труп председателя КЧС Владимира Густых?

— Неправда, — соврал Ильин. — Мой личный опыт врача, да и простой здравый смысл подсказывают, что трупы не сбегают из холодильников, и уж тем более не ходят по улицам. Что касается Густых, — его тела в морге действительно нет: оно отправлено в Новосибирск на специальную экспертизу.

— А бешенство?

— Да прекратите вы о бешенстве, наконец! — не выдержал Ильин. — Я уже много раз повторял, и повторяю ещё раз: была локальная вспышка бешенства в пригородном селе в начале декабря. Все больные животные усыплены, часть животных содержится в спецпитомнике Института вакцин и сывороток. Что касается людей, — то была проведена массовая вакцинация, и ваша вспышка, так сказать, была успешно погашена.

Ильин устало взглянул на ведущую. Она поняла его взгляд, да и время передачи давно уже вышло; наверху, в галерее за стеклом, стояло всё телевизионное начальство и грозило Ирине кулаками.

— Последний звонок, Александр Сергеевич, — умоляющим голосом пропела Ирина. — Всего один, — и всё, заканчиваем.

Ильин махнул рукой: дескать, давайте уж, чего там.

Включился микрофон, и далёкий сумрачный голос явственно произнёс сквозь помехи на линии:

— Не бей собаку — судороги потянут.

— Кто это говорит? — звонко перебила ведущая.

— Это русский народ говорит. Пословицы такая…

— Нет, уж вы представьтесь, пожалуйста, — заторопилась Ирина. — Как вас зовут, и в чём суть вашего вопроса?

Раздался шум помех, потом не очень уверенный детский голос заявил:

— Волки и собаки были на Черемошниках. Белая волчица Сарама и ещё тот, кого называли Анубисом, Луперкасом, Волхом, — по-разному… Извините, но вы всё врете, дяденька!

Раздались гудки, Ирина покраснела, а Ильин, растягивая слова, сказал севшим голосом:

— Ну вот, видите, какое грамотное у нас поколение подрастает. Недаром Томск называют умным городом. Шесть университетов всё-таки…

— Да, да, да, — рассеянно повторила ведущая, сидевшая уже как на иголках. — Жаль только, что вопрос так и не был сформулирован. ("Действительно, очень, очень жаль", — вполголоса, но довольно ясно проговорил Ильин). На этом, дорогие друзья, мы вынуждены прекратить передачу, так как наше время давно уже вышло… — Она бросила тревожный взгляд на монитор, который в кадре не был виден, и зачастила, затараторила: — Все вопросы, на которые Александр Сергеевич не успел дать ответ, записаны, и будут переданы ему. Ответы вы получите во время следующей встречи в передаче "Час мэра Ильина". Спасибо, Александр Сергеевич, и до свиданья!

Ильин ответил в том смысле, что с большим нетерпением ждёт следующей встречи. Лицо его при этом выражало нечто, близкое к отвращению.

В эфир запустили рекламный ролик, и Ильин, наконец, расслабился, слегка потянулся, кашлянул. И, вставая из неудобного кресла, участливо спросил:

— А вас, Ирина, собачки не покусали?

Наверху, в галерее за стеклом, начальство, редакторы, выпускающие зашлись от хохота.

* * *

Нар-Юган. В тот же вечер

— Ты вот что, Стёпка, — вдруг сказала Катька. — Оставайся, однако, Стёпка, у меня.