Евгения Чепенко - В тени желаний (сборник)

  А потом... потом она поняла что не одна, потому что руки которые видимо все это время лежали у нее на талии вдруг ожили и стали твердыми. Эти самые руки потянули ее наверх. И она уже сидела на соседней двенадцатиэтажке, а потом снова летела вниз. А за спиной стоял кто-то и управлял этими прыжками-полетами снова и снова. Лена парила... Нет. Не так... Она летела. Как восхитительно! Как невероятно.

  Девушка повернула голову чуть вбок, в надежде увидеть того, кто стоит за спиной. Она уперлась в темные бездонные глаза из ее снов. Обжигающие, манящие, бархатные. Эти глаза она видела той ночью. Эти глаза преследовали ее долгие годы...

  Лена блаженно потянулась в своей кровати. Как хорошо. Так приятно ощущать легкость в теле. Кажется, она всю ночь летала... Летала! Девушка рывком села. Сквозь шторы прорывались солнечные лучи. Будильник еще не звенел. Она проснулась раньше. Пора в универ.

  Застонала громко, протяжно. Так это был сон. Всего-то сон. Красивый, невозможный.

  ***

  Лена улеглась в постель. Тяжелые трудовые будни - не самая приятная вещь в мире. Где же вы, студенческие годы. Физически прошли совсем недавно, морально же целую вечность отстучали стрелки на часах.

  Блаженство в прохладных простынях. Она вновь представила себе полет с крыши и темные глаза, что нарисовало ее воображение. Так сладко. Пусть он приснится ей еще раз...

  Сквозь сон проникло видение. Черные бархатные глаза внимательно смотрят на нее, словно изучают. Сосредоточенные, обволакивающие. Лена застонала и облизала губы. Прохладные пальцы нежно провели по шее, ключице, груди, животу, чуть задержались и проскользнули по обнаженным ногам. Девушка выгнулась навстречу ласке. Она хотела еще. Губы приоткрылись и вновь с них сорвался прерывисты стон.

  Руки обняли ее за талию. Она узнала эти руки. Снова сон. Он снова к ней пришел во сне. Обладатель ночных глаз. Хозяин ее фантазий и грез. Открыть глаза? Нет. Он уйдет, ускользнет, так же как и предыдущие ее сны.

  Прохладные руки скользили по телу, дразня, изучая все изгибы. Какое блаженство. Где-то внизу живота зародился огонь и стал расплавленной породой растекаться по телу, пока не достиг кончиков пальцев на руках и ногах.

  Уха коснулось легкое дыхание. Мягкие губы нежно, настойчиво оставляли дорожку поцелуев на ее коже.

  Больше...

  Ей нужно больше, чем просто лежать и принимать ласки. Ей нужно видеть эти глаза наяву, чувствовать и знать, что ощущения так же реальны как и простыни под ней.

  Длинные ресницы порхнули вверх и он предстал перед ней во всем великолепии. Именно такой, каким она его запомнила с той первой ночи.

  Черные глаза жадно изучали миниатюрную обнаженную фигурку. Уголки губ легко дернулись, обозначив улыбку, и вновь стали неподвижны.

  Лунный свет струился сквозь приоткрытое окно. Лена затаила дыхание.

  Девушка подняла руку и осторожно прикоснулась к губам, которые только что ласкали ее. Мягкие, реальные, как и она сама. Она вдохнула воздух, прогоняя его через легкие, приподнялась на локтях и поцеловала свое ночное видение. Язык скользнул внутрь, руки запутались в его волосах, кровать жалобно скрипнула под весом двух тел, обожженных взаимным желанием...

Сборник рассказов о любви для девушек

Две короткие романтичные истории о подростковой любви. Жанр: подростковая литература, о любви, романы для девочек

  Владислав(а)

  ... Она оперлась на руку, которую он молча ей предложил, и прошла вместе с ним...

  ...едва его губы коснулись ее лба, она почувствовала, она узнала рыцаря,

  незнакомца, того, кого она любила, и кто - она это знала - любил ее.

  Ж. Санд

  1

  Хорошо быть девочкой. Но только не тогда, когда тебе тринадцать лет, ты младше всех в классе на год, не красишься, располагаешь по-мальчишески неразвитым телом, дыркой между передними зубами и к тому же учишься на четыре и пять. Негласное правило школьной дедовщины гласит "ты - аутсайдер", короче, тебя все оскорбляют, ненавидят и презирают, а если ты еще смеешь драться за свою честь и достоинство или (не дай Бог!) защищаешь кого-то, то твое положение сложно назвать даже "плачевным". Владино положение давно походило на описанное, она даже успела к нему почти привыкнуть. Ребенку сложно сказать ненавидит ли он что-то в своей жизни, если ему просто не с чем сравнивать. Ей не с чем было сравнивать.

  Давно в привычку вошли "стрелки" на школьном дворе. Приходилось постоянно думать не только о предметах и домашнем задании, но и том, как наиболее едко и ехидно ответить на самую грубую шутку в свой адрес. Это была война, война за себя, за равное место в детской стае.

  Влада давно убедилась, что чем меньше о ней знают, тем лучше. Однако никакие обиды не могут заставить умного и развитого ребенка замкнуться в себе, они лишь направляют его в иное русло. Таковыми для Влады стали книги и живопись.

  В третьем классе она перестала читать сказки, ее ум начала занимать литература иного рода. В одиннадцать лет она уже плакала над "Индианой" Жорж Санд. В семилетнем возрасте она простым карандашом рисовала портреты родителей в полный рост по фотографии. Это были детские рисунки, и все же они в точности воспроизводили свет, тень, повторяли черты лиц, делая их узнаваемыми. Поэтому никто из родных не удивился, когда в двенадцать лет ее отправили учиться на художественное отделение школы искусств.

  Влада зубами сдернула колпачок с ручки, выплюнула его на стол, подтянула колено к подбородку и написала:

  "Привет, Влада.

  Опять пишу, и не могу ничего с собой сделать, только так становится проще пережить что-то ненавистное и раздражающее. Меня снова вгоняют в рамки. На той неделе отнесла отличную копию головы Венеры Боттичелли. Это вполне приличная копия. На ее создание ушло две недели. А в ответ услышала: "Ну, нет. Ну что это такое? Зачем? Я же велел нарисовать композицию из трех предметов". Все к черту! Позавчера села нарисовала ему за два часа чайник с чашкой и намалевала рядом полотенце! "О! Вот это намного лучше!" Как же так выходит? Теперь надо нарисовать отрывок из художественного произведения. Послезавтра не пойду!"

  Влада сложила бумажку, встала со стула, привычным жестом откуда-то из-под крышки достала спички и сожгла листок над раковиной. Стало легче. Сколько бумажек она пожгла...

  Через неделю после этого злосчастного письма ее копия Венеры пропала прямо из папки. Сложно описать чувства автора, потерявшего одну из самых своих дорогих работ.