Артур Мэйчен - Великий бог Пан

В немом ужасе Остин отложил газету.

«Завтра же я уеду из Лондона, — сказал он, — это город кошмаров. Как это чудовищно, Вилльерс!»

Мистер Вилльерс сидел у окна и молча смотрел на улицу. Он внимательно выслушал газетный репортаж, и выражения неуверенности больше не было на его лице.

«Подождите немного, Остин, — промолвил он, — я решил рассказать вам об одном небольшом случае, произошедшем прошлым вечером. Утверждается, что Крашоу последний раз видели живым на Сент-Джеймс-стрит несколько позже десяти?»

«Кажется, да. Я посмотрю еще раз — да, да, вы совершенно правы».

«У меня есть основания по всем статьям опровергнуть это утверждение. Крашоу видели значительно позже после этого».

«Откуда вы знаете?»

«Поскольку я сам случайно видел Крашоу примерно в два часа сегодня ночью».

«Вы видели Крашоу? Вы, Вилльерс?»

«Да, я видел его совершенно отчетливо, нас разделяли всего несколько футов».

«Где же, черт возьми, вы его встретили?»

«Неподалеку отсюда, на Эшли-стрит. Он только что вышел из дома».

«Вы не заметили, чей это был дом?»

«Заметил. Это дом миссис Бомон».

«Вилльерс! Вдумайтесь в то, что вы говорите! Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Как Крашоу мог оказаться в доме миссис Бомон в два часа ночи? Конечно, вы, вероятно, замечтались, Вилльерс. Вы всегда были каким-то чудным».

«Нет, я был во вполне твердом сознании. Даже если бы я задумался, как вы говорите, то, что я видел, несомненно, разбудило бы меня».

«Что же вы видели? В Крашоу было что-то необычное? Но я не могу поверить, нет, это непостижимо!»

«Хорошо, если вы хотите, я расскажу вам о том, что я видел или, если вам угодно, что я думаю, что видел. Тогда вы сможете судить сами».

Шум и гул на улице затихали, хотя время от времени звуки криков еще доносились из отдаления. Тусклая, свинцовая тишина казалась подобной умиротворению, наступающему после землетрясения или шторма. Вилльерс отвернулся от окна и начал рассказывать.

«Прошлым вечером я гостил в доме в Риджент-парке. Когда я уходил, причуда толкнула меня пойти пешком вместо того, чтобы взять кеб. Это был очень ясный приятный вечер, и спустя несколько минут тамошние улицы показались мне весьма подходящими для прогулки. Интересно находиться в Лондоне, Остин, когда свет газовых фонарей простирается далеко в перспективе, стоит мертвая тишина, изредка прерываемая стремительным движением и стуком повозки по камням, когда копыта лошадей высекают искры. Я шел довольно быстро, так что через некоторое время почувствовал небольшую усталость. Часы пробили два, когда я свернул на Эшли-стрит, которая, как вы знаете, мне по пути. Было даже тише, чем сейчас, свет фонарей ослабевал, все вместе делало вид улицы мрачным и темным, как зимний лес. Я прошел примерно половину дороги, когда услышал, как в одном доме очень тихо закрылась дверь. Естественно, я всмотрелся, кто это, подобно мне, вышел на улицу в такой час. К счастью, возле этого дома поблизости был фонарь, и я увидел стоящего на ступеньках человека. Он только что закрыл дверь и повернулся ко мне. Я сразу узнал Крашоу. Я никогда не был близко знаком с ним, но часто видел его, и уверен, что не ошибся. Мгновение я разглядывал лицо Крашоу и затем — признаюсь, это правда, — я стремглав бросился прочь и продолжал бежать, пока не оказался у двери своего дома».

«Почему?»

«Почему? Потому что моя кровь похолодела, когда я увидел это лицо. Я никогда бы не предположил, что такая адская смесь страстей может сверкать в человеческих глазах. Я почти лишился чувств, когда созерцал это. Я знаю, я смотрел в глаза потерянной души, Остин, снаружи оставалась лишь человеческая оболочка, внутри же был сущая преисподняя. Разъяренное вожделение, подобная пожару ненависть и полная безнадежность, ужас, который, казалось, громко взывал к ночи, хотя зубы Крашоу были стиснуты. И непроницаемая тьма отчаяния. Я уверен, что он не видел меня, он не видел ничего, что можем видеть вы или я, но то, что лицезрел он, надеюсь, мы никогда не увидим. Я не знаю, когда он умер, полагаю, через час или два. Но когда я проходил по Эшли-стрит и услышал звук затворяющейся двери, этот человек уже не принадлежал нашему миру. Лицо, которое я видел, было лицом дьявола».

Когда Вилльерс закончил говорить, последовал период тишины. Темнело, вся суматоха, что стояла здесь час назад, совершенно успокоилась. После завершения рассказа Остин склонил голову и закрыл рукой глаза.

«Что это значит?» — наконец, спросил он.

«Кто знает, Остин, кто знает? Это темное дело, и я думаю, что нам лучше держать его в себе, по крайней мере, сейчас. Я выясню, можно ли узнать что-нибудь об этом доме из частных источников информации, и если появится какой-то просвет, дам вам знать».

Три недели спустя Остин получил записку от Вилльерса, в которой тот приглашал его прийти сегодня или завтра днем. Он выбрал ближний срок и нашел Вилльерса сидящим, как обычно, у окна и, очевидно, погруженным в размышления о сонном движении на улице. Возле него стоял бамбуковый стол — великолепная вещь, украшенная позолотой и причудливыми рисунками. На столе находилась небольшая стопка газет, расположенная и подписанная так же аккуратно, как в офисе мистера Кларка.

«Итак, Вилльерс, сделали ли вы какие-нибудь открытия за последние три недели?»

«Думаю, да. Здесь у меня две или три заметки, которые показались мне необычными. В них есть факты, на которые я обращу ваше внимание».

«Эти записи относятся к миссис Бомон? Действительно ли той ночью вы видели Крашоу стоящим у подъезда дома на Эшли-стрит?»

«Относительно того случая моя уверенность осталась неизменной, но ни мои изыскания, ни их результаты не имеют непосредственного отношения к Крашоу. Однако мои расследования получили странный исход. Я обнаружил, кто такая миссис Бомон!»

«Кто же она? Что вы имеете в виду?»

«Я имею в виду, что мы лучше знаем ее под другим именем — Герберт».

«Герберт!» — удивленный Остин ошеломленно повторил это слово.

«Да, миссис Герберт с Пол-стрит, в более ранних, неизвестных мне, событиях, фигурировавшая как Элен Вогэн. У вас была причина узнать выражение ее лица. Когда вы придете домой, посмотрите ее портрет в книге ужасов Мейрика и поймете источник ваших воспоминаний».

«У вас есть доказательства?»

«Да, лучшее подтверждение тому — я сам видел миссис Бомон или, будем говорить, миссис Герберт».

«Где вы ее видели?»

«В районе, где едва ли можно ожидать встретить леди, живущую на Эшли-стрит, в Пиккадилли. Я видел, как она входила в дом на одной из самых грязных и порочных улиц в Сохо. Фактически я договаривался там о встрече, хотя и непосредственно не с ней. Но она пришла вовремя и точно в то место».