Стефани Майер - Гостья

Она смеется:

– Ты про Сан-Диего или про Поющий мир?

– И про тот, и про другой. – Я тоже смеюсь. Мне нравится ее улыбка. – На нашей улице живут две Летучие мыши. В желтом доме с соснами во дворе.

– Как-нибудь зайду, познакомлюсь, – мурлычет она, и вдруг ее голос напрягается. Она вглядывается в темный переулок, как будто кого-то ждет.

Там и правда кто-то есть. Двое: мужчина и мальчик. Мальчик теребит длинные темные волосы, он как будто нервничает. Может, он тоже потерялся? Его красивые глаза восторженно распахнуты. Мужчина стоит не двигаясь.

Джейми. Джаред. Мое сердце забилось быстрее, только как-то странно, неправильно. Непривычно тихо… оно скорее трепетало, чем колотилось.

– Лепа, это мои друзья, – говорит Мелани.

– А-а! Привет! – Я протягиваю руку мужчине, он стоит ближе. Мужчина берет мою ладонь и сжимает ее слишком крепко.

Он зачем-то тянет меня к себе. Я не понимаю. Что это? Мне это совсем не нравится. Сердце бьется быстрее, мне страшно. Я никогда еще так сильно не боялась. Я не понимаю.

Его рука взлетает к моему лицу, я охаю, вдыхаю туман, который идет из его руки. Серебряное облачко со вкусом клубники.

– Что?.. – хочу спросить я, и все плывет перед глазами. Больше я ничего не вижу.

На этом все.

– Анни? Анни, ты меня слышишь? – спросил знакомый голос.

Это было не мое имя… или мое? Мои уши на него не отреагировали, но что-то откликнулось внутри. Разве я не Лепесток-в-лунном-свете? Не Лепа? Но почему? Почему-то имя Лепа казалось чужим. Сердце забилось быстрее – отголосок страха из воспоминания. Образ женщины с рыжими с проседью волосами и добрыми зелеными глазами проплыл перед глазами. Это моя мать? Но… она же не моя мать, верно?

Тихий голос эхом разнесся вокруг:

– Анни. Вернись. Мы тебя не отпустим.

Голос был одновременно и знакомым, и нет. Он звучал как… Куда делась Лепесток-в-лунном-свете? Я не могла ее отыскать – тысячи пустых воспоминаний; дом, где полно фотографий, но никто не живет.

– Дай ей «Бодрость», – сказал другой, незнакомый, голос. Что-то легонько коснулось моего лица, словно туман. Я узнала запах. Пахло грейпфрутом.

Я глубоко вдохнула, и сознание внезапно прояснилось.

Я лежала лицом вниз… и это тоже казалось неправильным.

Меня стало как-то слишком мало. Я словно усохла. Руки казались теплее, чем остальное тело, и вскоре я поняла почему: их держали большие ладони, каждая размером с две моих.

Пахло странно – затхлостью, плесенью… Запах казался знакомым, хотя я точно знала, что никогда в жизни его не чувствовала.

Я ничего не видела, кроме темно-красного цвета – внутренняя сторона век. Мне захотелось открыть глаза, и я попыталась отыскать нужные мышцы.

– Странница? Мы все тебя ждем, милая. Открой глаза. – Я совершенно точно знала этот голос, это теплое дыхание над ухом. Непонятное, щекочущее чувство охватило все мое тело. Незнакомое ощущение. У меня задрожали пальцы, дыхание перехватило. Захотелось увидеть лицо говорившего.

Сознание заполнил яркий цвет, цвет, который позвал меня из небытия – сияющая, мерцающая синева. Вся Вселенная стала ярко-синей…

Наконец-то я вспомнила, как меня зовут. Да, меня звали Странница. Анни. Теперь я вспомнила.

Прикосновение: тепло на губах, на веках. А, мои веки, вот они где! Я поморгала вновь обретенными глазами.

– Она просыпается! – возбужденно вскрикнул кто-то.

Джейми. Джейми был здесь. Сердце опять тихонько затрепетало.

Некоторое время глаза привыкали. Ослепивший меня синий цвет был тоже какой-то неправильный – не синий даже, а голубой, выцветший. Я хотела яркую синеву.

Чья-то рука дотронулась до моего лица.

– Странница?

Я повернулась на звук. Голова и шея двигались непривычно – ощущение знакомое и незнакомое одновременно.

Я поискала взглядом и нашла ту синеву, которую искала: сапфиры, снег и смоль.

– Иен? Иен, где я? – Голос, донесшийся из моего горла, напугал меня. Слишком высокий, дрожащий. Знакомый голос, но не мой.

– Кто я?

– Ты – это ты, – сказал мне Иен. – Здесь твое место.

Я вытащила руку из гигантской ладони, хотела ощупать свое лицо, но увидела, как ко мне тянется чья-то рука, и застыла.

Чужая рука тоже застыла, повиснув надо мной.

Я попыталась снова двинуть рукой, защититься, и чужая рука надо мной пришла в движение. Я задрожала, рука задрожала.

А-ах!

Я сжала и разжала пальцы, внимательно следя за ладонью.

Неужели эта крохотная ручка принадлежит мне? Передо мной была ладошка ребенка, если не считать длинных, ухоженных бело-розовых ногтей. Гладкая кожа со странным серебристым отливом и совершенно неуместной россыпью золотистых веснушек.

Странное сочетание серебра и золота вызвало в памяти картинку. Перед моим мысленным взором предстало отраженное в зеркале лицо. Я на миг почувствовала себя сбитой с толку – я не привыкла к цивилизации, и в то же время странным образом я не представляла свою жизнь вне ее. Симпатичный туалетный столик, заставленный всевозможными безделушками и хрупкими вещицами. Изобилие изящных флаконов с запахами, которые я любила… Я любила? Или она? Орхидея в горшке. Набор серебряных гребней.

Большое круглое зеркало в кованой раме с орнаментом из роз. Лицо в зеркале – округлое, а не овальное. Миниатюрное личико. Кожа серебрится, словно лунный свет, россыпь золотистых веснушек на переносице. Большие серые глаза в обрамлении пушистых золотых ресниц – серебро Души едва заметно на светлом фоне. Бледно-розовый рот, пухлый, как у малыша. Маленькие ровные белые зубы. Ямочка на подбородке. Золотые вьющиеся волосы окружили лицо ярким ореолом и каскадом ниспадают вниз, за край зеркала.

Мое лицо или ее лицо?

Это лицо идеально подходило Ночному Цветку. Словно точный перевод с языка Цветов на человеческий.

– Где она? – произнес тонкий голосок. – Где Лепа?

Ее отсутствие меня пугало. Я никогда не видела более беззащитного существа, чем это луноликое дитя с копной волос, словно сотканных из солнечного света.

– Она здесь, – успокоил меня док. – Спит сладким сном, готовая к путешествию. Мы подумали, ты нам посоветуешь, куда ее лучше отправить.

Я посмотрела в сторону, откуда доносился голос. Воспоминания из прежней жизни возвращались волнами: я вспомнила, как док стоял в лучах солнца с включенным криоконтейнером в руках.

– Док! – охнула я тонким, хрупким голосом. – Док, ты же обещал! Ты поклялся, Евстафий! Почему? Почему ты не сдержал обещание?

Отчаяние и боль казались невыносимыми. Это тело никогда прежде не испытывало подобных мучений. Оно не привыкло.