Е. Бирман - Застолье теней

Продолжалось это, пока Блинда не посмотрела на него с недоумением и не отвернулась. Вскоре, утомленная напряжением беседы с Распорядителем Столов, она задремала. Ей привиделось, будто с ней случилось погружение мысли, и воля ее блуждала, а тем временем все Пирующие обзавелись непроницаемыми зеркальными глазами без зрачков и радужных оболочек, и когда она очнулась, либо видела в них свое исковерканное изображение, либо они пускали ей зайчиков в глаза и смеялись над ней. Она ужасно испугалась и закрылась от них тарелкой, на которой остались следы съеденных ею равиолей, и все Застолье перед ней стало круглым и испачканным сметаной. За тарелкой она убеждала себя, что выпуклые зеркала глаз не могут наводить зайчиков, но все равно жалобно и тоненько заплакала, услышала ответные всхлипы и еще ближе придвинула тарелку к носу, потому что ей показалось, что она не вынесет вида зеркальных глаз, из которых вытекают прозрачные слезы.

Бруталюк тоже дремал, но его погружение мысли носило оптимистический и громкий характер, сцена блуждания его воли разворачивалась на эстраде. По ней порхали ангелы, жеманно хлопая крыльями, а Джимми Бруталюк сидел в глубине сцены и колотил в барабанища, барабаны и барабанчики. Литаврами, тарелками, кастаньетами и прочей звонкой, дребезжащей и щелкающей дрянью он брезговал даже во время погружения мысли и блуждания воли. Ласковые руки легли на его плечи. Видимо, кто-то из ангелов покорен производимым им грохотом, подумал Бруталюк и улыбнулся, растягивая губы в улыбке, которая своим размером вот-вот должна была сравниться с зевком льва. Но в ту же секунду отвратительное подозрение схватило его за горло. Нанеся удар барабану палочкой, он подправил ее направление так, что она образовала одну линию с его правой рукой от кисти до локтя и тупой частью образовавшегося копья (тем самым локтем), всей силой мужского омерзения ткнул туда, где, судя по расположению рук на его плечах, должно было находиться солнечное сплетение ангела. Позади него болезненно ухнуло, хлопнули крылья, но прежде чем руки спрыгнули с его плеч, одна из них (левая) царапнула его ногтем по шее. От этого Бруталюк разъярился еще сильнее и готов уже был развернуться и воткнуть барабанную палочку в живот ангела, но тут танец на сцене подошел к концу, финальная оргия барабанов, которую Бруталюк исполнил с бешенством настоящего виртуоза, предотвратила слишком опасный поворот событий. Сквозь грохот последних ударов он расслышал, как перья крыла чиркнули по заднему занавесу, и шелохнулись сдвинутые кулисы.

Будто погода изменилась в месте, где не бывает погоды, изменчивой по определению. «Они все меня ненавидят и презирают, — вдруг забрал себе в голову Распорядитель Столов и окончательно и опасно заболел. — Все ненавидят. Даже Мясо». Он кашлял глуше и чаще, чах на глазах. Наркотические средства, которыми ангелы пичкали больного, вызывали в нем взрыв энергии и оптимизма, но иногда их прием был чреват агрессивными выпадами. В один из таких приливов агрессии он растолкал ангелов и с верха лестницы кричал вниз застывшим в испуге Пирующим:

— Вы все меня ненавидите! Какого черта вам от меня нужно? Чем вам было плохо «Там»? Пили зеленый чай и катались на роликах вдоль набережной у моря! И здесь — все не по вам! Вы же представляли себе рай как застолье друзей! Так наслаждайтесь же, ублюдки! Вам только жрать и издеваться над художником. Я замыслил триллионы живых и мертвых. Можете вы хоть что-нибудь улучшить в моем творении? А? Хотя бы характеры ваших детей, придуманные мною еще до их рождения, которые не можете вы изменить, сколько ни стараетесь? Презираете меня за отсутствие телевизора и телефонов в Застолье. Ну да! Я стар, я творю отличными от ваших способами. Вы у себя «Там» до сих пор гадаете, как на самом деле устроено ваше тело. Плевать я на вас хотел, — уже совсем разошелся он.

— Это точно, — неожиданно твердо и внятно произнесла седая дама.

Мясо чуть не укусил ее за руку при этих словах (он на самом деле никак не мог этого сделать при наличии только одной челюсти), а господин Гликсман сделал Блинде знак глазами, означавший, по-видимому, приятное удивление, относящееся к седой даме.

Ангелы не торопились вмешиваться, лишь придерживая Распорядителя Столов под локти. Видимо, им было интересно наблюдать за скандалом.

— Катитесь к черту! — орал расходившийся Распорядитель Столов. — Или, может быть, скомандовать вам на построение? В колонну по двое ста-а-а-новись! Левое плечо вперед — шагом марш! Все на аннигиляцию!

Теперь ангелы проявили настойчивость и утащили упирающегося Распорядителя Столов назад в его кабинет. Мертвые внизу побледнели. Значит, аннигиляция действительно существует и, судя по интонации сумасшедшего старика, улучшения она не обещает. Мясо смотрел вверх, на ангелов, с укором.

Через пару недель, когда Распорядитель Столов вообще перестал появляться перед Пирующими, у дамы без бровей и с быстрым ртом снова разболелись уши, за столом царила унылая тишина. Ангелы наверху, на лестничной площадке, сосали леденцы, не содержащие сахара, и тихо переговаривались между собой. Внезапно лицо дамы без бровей и с быстрым ртом исказила болезненная гримаса.

— Так больно? — Голос господина Гликсмана, оказывается, способен наполняться неподдельной участливостью хорошо воспитанного человека.

— Тише, — шепнула дама без бровей, и рот ее тотчас же стал неподвижен.

Поскольку дама без бровей продолжала молчать, всякому желающему представилась бы в настоящий момент удобная возможность изучать вопросительные выражения лиц Пирующих в Застолье. Блинда просто и прямо смотрела в лицо даме без бровей и с быстрым ртом и ждала разъяснений, Бруталюк ковырялся белой вилкой в салате, будто искал ответ, провалившийся сквозь стружку моркови на дно тарелки. Господин Гликсман упер кончик носа в кулак, отчего его нос стал похож на треугольный парус. Седая дама и Мясо вдруг показались родственниками на семейной фотографии, ожидающими от фотографа жеста или слова, позволяющего им расслабиться, а девочка с матерью приоткрыли рты и наклонили головы на одинаковые углы, но в разные стороны — в направлении друг друга. Стало очевидно, насколько они похожи друг на друга.

Когда ангелы, отшуршав обертками конфет, вернулись в кабинет Распорядителя Столов, дама без бровей и с ожившим быстрым ртом, сказала оживленно, будто у нее никогда не болели уши:

— Они говорили по-французски, чтобы мы не поняли. Этих двух ангелов не было, когда мы пели «Марсельезу».

— И? — спросила Блинда, нахмурившись.

— Видели этого красавчика-ангела с криминальной рожей?