Александр Щёголев - Моль

Кстати, здесь у меня впервые возник очень важный вопрос. Грызет ли моль меня самого? То есть, холодею ли я, становлюсь ли постепенно прозрачным?

Дождался ночи, и, когда все улеглись, намазался карбофосом. Есть такое верное средство, в туалете хранилось. Начал с себя — только потом хотел перейти на других… Идиот! Со своим изобретательством я просто-напросто отравился и попал в больницу. А когда вышел, вот тогда стало по-настоящему тяжко.

Дома назрел военный конфликт. Родители с одной стороны, бабуля — с другой. В воздухе витали варианты насчет дома для престарелых, какие-то намёки, шушуканье по углам. Кошмар! Первой открыла боевые действия бабуля. Сходила на папину и на мамину работу и накатала заявления: мол, её выживают из дому. В ответ родители поставили на двери хитрый замок, чтобы бабуля не могла сама выходить на улицу. Но она умудрилась отправить два письма: на телевидение и в милицию. Родители якобы занимаются контрабандой, замышляют организовать на квартире тайный склад и планируют избавиться от лишнего свидетеля — короче, хотят её, бабулю, угробить. И закрутилась карусель! То бабуля объявляла голодовку, и ей вызывали санитаров, то родители сами переставали её кормить. Сплошные звонки — в милицию, в «Скорую», в психиатричку. Каждый день разборки и вопли… А тут ещё маме взбрело в голову, что у папаши завелась цаца в порту. Бабуля начала маму подзуживать… Мрак. Откуда у них силы брались? Они стали абсолютно ледяными и до жути прозрачными. Они обе казались мне бесформенными облачками, которые разговаривают знакомыми голосами, дышат холодом и ненавидят друг друга.

Ночью я перетаскивал матрац в ванную и спал там. Панически боялся моли. Мне всё время чудилось, что она набрасывается на меня, только и ждёт, чтобы я зазевался. В ванную моль не залетала.

Потом был грандиозный скандалище. Крик стоял на всю улицу. Родителям не удалось-таки спровадить бабулю в дом для престарелых, и они купили ей комнатку в коммунальной квартире, а она не хотела уезжать. Я зачем-то встрял — ну и получил по мозгам. Бабуля возьми и выдай информацию, брызгая слюной, как фонтан в Петродворце. Дескать, не было у меня папы моряка, а был обыкновенный забулдыга, который по пьяной лавочке утонул на рыбалке. Так что мужик, которого «эта дура притащила в постель», никакой мне не отец.

Я ушёл и опять забрался в квартиру к дворничихе с первого этажа. Но выяснилось, что шёпот пропал. Мой шёпот умер, и там, в чужой квартире, я впервые заплакал. Тут меня и застукали. Дворничиха вернулась, загорланила, вызвала милицию… Пока я сидел в ИДН,[1] мне пришла в голову одна мыслишка. Почему моль не разлетается из нашей квартиры по всему дому, почему не жрёт других людей? Да потому что живёт в новой мебели! Это очень важно, понятно? Получается, во всём виновата папашина стенка, и нужно только избавиться от нее…

Дома была тишь да гладь. Всё-таки родители дожали старушку: мама повезла бабулю в её коммуналку. Папа меня пожурил, сказал, что надо быть осторожнее и не попадаться. Спросил, зачем я залез к соседке. Я ему — осточертело в вашем гадючнике! Он засмеялся: «Ничего, скоро бабушкина конура освободится — переедешь». Как это — освободится? Очень просто. Старуха подохнет, уж он-то об этом позаботится, я переберусь в её комнату, вот тогда и смогу жить, как вздумается.

Вот гнида! Надо было торопиться.

Когда папа ушёл выносить мусор, я достал банку с азотной кислотой (мама иногда чистила ею унитаз) и начал обрабатывать всю их любимую стенку. Папаша вернулся, увидел, что полировка испорчена, дерево обугливается…

Он меня выпорол. Не пожалел сил, зараза. Ни вырваться я не мог, ни вмазать ему по морде. Только до крови укусил за руку, так, что он взвыл. А когда он отправился за аптечкой в ванную, я побежал следом и запер его там. Пока он ломал дверь и смешно ругался, я взял его зажигалку, плеснул бензинчиком внутрь шкафа с одеждой и запалил. А когда услышал, что через пару секунд дверь ванной рухнет, я зачем-то схватил молоток и пошёл папаше навстречу.

Дальше — не помню.

В милиции я честно всё рассказал, а ко мне подослали этого придурка доктора, которого больше всего заинтересовал шёпот — когда я начал слышать голоса, внутри меня они звучали или снаружи… Хотя, это ведь неважно, был ли голос на самом деле. Шепот помогал мне всю жизнь, а я дал его сгубить. А доктор меня спрашивал: не люблю ли я смотреть на себя в зеркало? Нравится ли мне своё лицо? Не кажется ли мне, что у меня слишком длинные руки и ноги?

Дурдом…

Хорошо хоть, я не убил того гада, иначе бы не выкрутился. А пожар… Так ведь кроме нашей квартиры ничего не пострадало. Этот гад от нас убрался, и моль сгинула без следа. Бабуля вернулась, помирилась с мамой, теперь они обе поправляются — почти уже стали прежними. Так что всё в порядке у нас. Только бабуля лежит, встаёт очень редко.

Теперь-то вижу: всё неправильно я понял. Сражался с молью, с мебелью, с родными, и совершенно не думал, что отчима моль не трогает! Не становится он холодным и прозрачным — в этом вся разгадка.

Вот же тварь. Бывают же в природе твари… Он сам — и есть моль. Даже в сто раз хуже, потому что ничем не отличается от обычного человека. Насквозь холодный, и тепло у него чужое, ворованное.

Дрожь пробирает, когда понимаю, что с нами со всеми могло быть…

Сумел ли я остаться прежним? Если да, то каким образом? Если нет, то как жить дальше? Этого пока не понимаю. Но обязательно пойму.

1986

Инспекция по делам несовершеннолетних.