Епископ ада и другие истории - Боуэн Марджори

— Конечно, крысы, — пробормотал он.

— Кто еще это мог быть? — спросила графиня, удивленная его странным поведением, так, что даже на мгновение забыла свои страхи.

— Кто еще? — повторил он, и вдруг с яростью бросился к ней, швырнув свечу ей в лицо.

— Это все для меня сделали крысы? — крикнул он.

Графиня отпрянула назад; когда она волновалась, ее голова дрожала; она дрожала и сейчас, так, что фальшивый жемчуг глухо стучал по ее костлявой шее.

— Ты подожжешь кровать! — отчаянно завизжала она.

Он дрожал от отвращения к ней, испытывавшей панический страх перед его яростью.

— Ах ты, старая тварь, прикидывающаяся молодой! — воскликнул он. — Ходячий ужас! И это все я сделал ради тебя!..

Она встала на колени, прижав руки к груди, словно готовясь вцепиться ими ему в лицо; от прекрасной, некогда придворной, дамы, от красавицы, знавшей принцев, не осталось ничего. Она превратилась в девку с Друри Лейн, не знающую другого языка, кроме оскорблений.

— Ты разочарован во мне, а я? — взвизгнула она. — Разве не я связала свою жизнь с низким, уродливым помешанным?

Он отступил от нее, словно не понимая ее слов, и, бормоча что-то себе под нос, поплелся в свою комнату.

Здесь он зажег все свечи, подбросил в камин дров, с ужасом взглянул на кровать, сбросил с себя пальто и парик и устроился в кресле с подлокотниками перед огнем, собираясь спать в нем.

Графиня, разбуженная и разгневанная, не могла заснуть.

Она встала, накинула на себя халат из желтого атласа, подбитый мехом куницы, — остаток былой роскоши придворной жизни, — местами потертый и тронутый молью, но когда-то, несомненно, выглядевший великолепно.

Не зажигая света, она осторожно вышла в коридор, увидела, что дверь в комнату мужа приоткрыта и из щели на пол падает яркая полоса света, и осторожно вошла.

Он, как она и предполагала, забылся у камина пьяным сном.

Голова его склонилась на испачканный, развязанный кружевной галстук на груди; лишенная парика голова казалась очень большой, выбритой, с сединой на висках, лицо было темно-багровым, а рот приоткрыт. Его могучее тело было таким же рыхлым, как у недавно умершего человека, руки безвольно повисли, грудь тяжело вздымалась от шумного дыхания. Миледи и сама выглядела ужасно, но это не помешало ей бросить на него взгляд, полный неподдельного отвращения.

— Вот уж, поистине, Красавчик Секфорд! — пробормотала она.

Она погасила свечи, кроме двух, стоявших на туалетном столике, нашла сброшенный мужем сюртук и начала быстро обшаривать карманы.

В тот вечер ему, как она и надеялась, повезло в игре; на самом деле он, как и она сама, принадлежал к тому типу людей, которые редко проигрывают, поскольку играют только или с дураками, или с честными людьми, у которых нет ни единого шанса в игре с шулером.

Графиня нашла несколько золотых и серебряных монет, и с большим удовольствием завязала их в свой носовой платок. Она знала, — ничто в этом мире не может быть ей полезным, кроме денег.

Довольная, она огляделась, нет ли чего-нибудь еще, что она могла бы забрать.

Не сводя с мужа взгляда, она прокралась к туалетному столику и принялась перебирать ящики и коробки. Большая часть украшений, которые она доставала, ярко блестели в свете свечей. Но она знала, что они такие же фальшивые, как и жемчуг в ее ушах; однако она добавила кое-что к тем деньгам, которые были завязаны в ее платок, и уже собиралась продолжить поиски, когда тихий звук, похожий на кашель, заставил ее резко обернуться.

Комната была полна мягкой тени, огонь угасал, отбрасывая тусклый свет на спящую возле камина грузную фигуру; подсвечники на туалетном столике освещали склоненную графиню, в ее блестящем платье.

Но когда она оглянулась, то увидела фигуру женщины, наблюдавшей за ней, стоя по другую сторону кровати.

Эта женщина была одета в простое серое платье, такое, какое носят служанки. Волосы ее были аккуратно уложены, черты бледного лица казались резкими; грубые руки были неловко сложены на груди.

На одной щеке была видна длинная царапина.

Графиня выронила свою добычу; она вспомнила слова мужа, принятые ею за пьяную болтовню.

Значит, в доме действительно кто-то был.

— Как ты смеешь? — произнесла она тихим, дрожащим голосом, чтобы не разбудить мужа. — Как ты смеешь приходить сюда?

Не ответив, женщина подошла к спящему мужчине и взглянула на него сверху вниз со странным смешанным выражением злобы и жалости, словно она была способна защитить его от любого зла, кроме того, которое могла причинить сама.

Это выражение лица и поведение женщины показались графине настолько зловещими, что последняя испугалась так, как никогда прежде в своей жизни.

Она стояла и смотрела, не обращая внимания на платок с деньгами и украшениями, упавший на туалетный столик.

Красавчик Секфорд пошевелился во сне и тяжело застонал.

— Дерзкое создание! — прошептала графиня, набираясь храбрости. — Ты не собираешься уходить, пока я не разбужу моего мужа?

При этих последних словах женщина подняла голову; казалось, она не произнесла ни слова, но графиня отчетливо расслышала: «Моего мужа!» — повторенные тоном горькой насмешки.

Графиню охватило ощущение нереальности происходящего, никогда прежде ею не испытываемого; ей показалось, что зрение ее затуманилось, а слух ослабел; она сделала движение, точно хотела смахнуть что-то с век.

Когда она снова взглянула на Красавчика Секфорда, он был один; рядом с ним никого не было.

Он стонал и ворочался, ему снился сон, мучивший его.

— Она ушла, — пробормотала графиня, — она вела себя так, будто имеет на него какие-то права. Утром нужно будет разобраться.

Она прокралась обратно в свою комнату, забыв о своей добыче. Она не уснула, а мистер Секфорд не проснулся до тех пор, пока бледный зимний рассвет не проглянул сквозь занавески.

В комнате графини царил прежний беспорядок, но для Красавчика Секфорда все было приготовлено: вода для бритья, горячий аппетитный завтрак на подносе, одежда.

Одевшись и спустившись вниз, он застал жену зевающей над «Газетт».

Она хорошо помнила случившееся ночью, и очень сожалела о том, что ее добыча осталась у него в комнате. Она бросила на него злобный взгляд, понимая, что шанс упущен.

Он повторил вопрос, который задавал накануне.

— Кто еще есть в этом доме?

— Какая-то женщина, — ответила она. — Полагаю, это Джоанна — экономка, но я не очень хорошо ее разглядела. Она, должно быть, уже ушла, потому что когда я позвонила, никто не отозвался.

— Мне принесли завтрак, — сказал мистер Секфорд. — Значит, это сделала Джоанна Миллс?

Графиня рассердилась: самой ей пришлось идти на кухню и довольствоваться тем, что осталось от вчерашнего ужина.

— Кто она?

— Вы же сами сказали, мадам, что она — экономка.

— Должно быть, она вас очень любит, — усмехнулась графиня.

Он с яростью взглянул на нее.

— О, только не подумайте, что я ревную! — цинично усмехнулась она.

— Ты сама использовала это слово, — пробормотал он. — Не думаю, чтобы кто-то любил меня, кроме одного человека…

Он замолчал и провел ладонью по глазам.

— Она снилась мне прошлой ночью.

— Кто?

— Джейн, моя жена.

Графиня вспомнила о том, что случилось ночью.

— Ваша жена… Неужели вы забыли, что у вас только одна жена, и это — я?

— Забыл, — мрачно ответил он. — Для меня всегда моей женой оставалась Джейн.

— Очень жаль, — насмешливо заметила миледи, — что она не прожила дольше.

Он бросил на нее странный взгляд.

— Вам лучше подумать о себе, — резко бросил он. — У меня нет средств вас содержать, так что вам лучше уйти.

— Куда?

— Какая мне разница! — жестко ответил он.

— Я останусь здесь, — ответила она. — Аренда уплачена?

— Нет.

— Ну, некоторое время нас беспокоить не будут, — спокойно сказала миледи. — Ты ведь не хочешь расстаться со своей любимой женушкой, дорогой?