Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов - Молчанова Ирина Алексеевна

«Ничего не выйдет», — поняла девушка и, представив, каким насмешливым взглядом ее наградит Лайонел по возвращении, раздраженно стиснула зубы. И тут услышала полный самодовольства голос:

— А я, Маришь, говорю этой козе, чтоб пошла она и сама полила свой кактус! Я кто ей, ну вот кто? Прислуга?

Катя обернулась и увидела стройную светловолосую девушку, степенно вышагивающую по дороге, держа возле уха сотовый телефон.

«А может, не все и потеряно? — обрадовалась Катя. — Старуху с ее собакой просто по-человечески жалко, потому что сами они — жалкие. А эта расфуфыренная девица не вызывает ни малейшей симпатии».

Из трубки послышалось:

— Давно пора, Лерочка, дать ей отпор! А то так всю жизнь будет ездить!

— Да, ты права. Мне так надоело!

Катя бесшумно последовала за девушкой, с наслаждением втягивая в себя аромат молодой крови. Для себя она уже поняла, что кровь каждого человека пахнет по-разному. У кого-то как будто слаще, у кого-то горче, солонее, кислее. Она точно букет из самых разнообразных цветов, благоухала, сводя с ума и приманивая. Вампиру было достаточно литра крови на целую неделю, но мало кто потреблял этот минимум — всем хотелось больше. И отказать себе могли лишь единицы. Собственно, и смысл видели в том немногие.

Светловолосая жертва между тем продолжила:

— А еще я отказалась дать ей свои ножницы. Сказала, что мне они в данный момент нужны. Видела бы ты ее лицо!

А в это время из трубки доносилось:

— Лера, ты все правильно сказала, не позволяй этой выскочке измываться! Она без году неделя твоя начальница, а ведет себя как будто вы никогда не работали вместе, как будто не дружили! Какая же стерва!

При слове «начальница» Катя вздрогнула. Музыка резко сменилась, заиграл «Сентиментальный вальс» Чайковского и мысли об оттенках запахов крови разбежались как мелкие испуганные зверьки. Перед взором промелькнули картинки из собственного человеческого прошлого: разноцветный торговый центр; девушка в сером пальто, раздающая на холоде листовки; начальница с красным после криков лицом; белеющая от снега тропинка между берез родного парка. Все такое далекое, но по-прежнему заставляющее чувствовать столь сильно, столь отчаянно, будто происходило только вчера.

Светловолосая еще с пару минут поболтала, затем попрощалась и убрала телефон в сумочку.

Катя подкралась поближе, раздумывая, как лучше следует напасть. На какой-то миг представив, как сейчас повалит на землю эту расфуфыренную красотку, девушка чуть не рассмеялась.

А когда уже приготовилась к прыжку, незнакомка задрала голову и неожиданно тихонько запела:

— A-а облока-а-а, белогри-ивые лоша-адки-и, не смотрите вы, пожа-а-алуйста, с-вы-ысока-а, а обла-а-а...

Катя растерянно посмотрела на черное небо, на котором и в помине не было никаких облаков и все-таки засмеялась.

Светловолосая обернулась, они встретились взглядами. Девушка смущенно пожала плечами, мол, с кем не бывает и, улыбнувшись, зашагала прочь.

Катя с тихим вздохом проводила ее взглядом. В том внезапном порыве незнакомой девчонки запеть, она увидела саму жизнь, почувствовала маленькую человеческую радость так, словно она была ее собственной. Светловолосая неожиданно перестала казаться противной и расфуфыренной, а показалась обычной девчонкой, которая по-глупому счастлива оттого, что не стала поливать кактус и не дала ножницы своей козе-начальнице.

Человеку было нужно так мало для радости.

Заиграло что-то из Шопена, мелодичное и не сильно отвлекающее. Девушка развернулась и пошла назад к подземному переходу. Сейчас ей хотелось бы увидеть выражение лица Лайонела. Что он бы подумал, увидев эту девушку с ее глупейшими проблемами и маленькой радостью от победы? Какие эмоции мог бы вызвать у старого вампира вот такой крохотный пазл из огромной картины под названием Чувства Человека? И способны ли вообще вампиры замечать такое?

Не разучится ли вскоре замечать она сама?

Катя перебежала дорогу. В ногах ощущалась легкость и сила. Сырой ночной ветерок трепал волосы, ласкал лицо, воздух очистился от машин, людей, и запах весны стал пронзительнее.

Девушка решила пройти от метро наискосок до нужной улицы. Дворы встретили тишиной, ярчайшим светом фонарей и вонью помоек.

Подходя к высокой арке между малоэтажными отреставрированными домами, Катя еще издалека услышала яростный рев мотоцикла. Стало любопытно.

Вскоре мощный «Харлей» пронесся рядом и резко затормозил возле детской площадки. За рулем сидела девушка, одетая в черную кожаную куртку, кожаные обтягивающие штаны и высокие сапоги на каблуках. Длинные черные волосы были стянуты в высокий хвост, глаза необыкновенного, слишком темно-синего цвета метали молнии.

Глядя на нее, Катя даже решила, что перед ней вампир — холодный и расчетливый, но пульсирующая на нежной белой шее венка развенчивала эту версию.

— Слезай! — приказала девица своему спутнику.

Парень, одетый в теплую плюшевую куртку белого цвета, неловко сполз с сиденья.

— Мы могли бы... — робко начал он, но девица резко оборвала:

— Молчи, жалкое посмешище!

Парень пристыженно опустил глаза и поджал пухловатые, как у ребенка, губы.

Русоволосый, с приятными чертами лица, небесно чистыми голубыми глазами, немного курносый. Он выглядел необыкновенно трогательно.

Но сердце мотоциклистки не дрогнуло, она раздраженно бросила: «Не звони мне больше, сопляк!», завела мотор и умчалась.

Парень перешагнул невысокую оградку площадки и уныло присел на скамейку.

Катя с минуту подумала, затем подошла и примостилась рядом.

Парень удивленно уставился на нее.

— Не знал, что тут кто-то есть, — невнятно забормотал он, отводя глаза.

От него дивно пахло, так насыщенно и сладко.

Катя с усилием сглотнула.

— Как дела? — спросила она, чтобы хоть немного отвлечься от одурманивающего запаха и манящей вены на шее.

— Да так... — Он помолчал, созерцая свои покрасневшие от ветра руки, а потом, точно собравшись с силами, выпалил: — Да не очень. Любовь зла...

Девушка усмехнулась. Уж кому-кому, но не ей стоило рассказывать о превратностях любви. Ради своей она выпрыгнула из окна, легла под поезд, а в конце концов и вовсе распрощалась с человеческой жизнью. И теперь Любовь иногда снисходительно удостаивала ее взглядом своих прекрасных ледяных глаз, а в остальное время Любовь вдоволь занималась своими личными делами.

— А может, оно и не нужно тебе? — Катя кивнула в сторону, куда умчалась мотоциклистка.

— Может, — наклонил голову парень и тяжело вздохнул. — Только почему-то сейчас кажется, это единственное, что мне нужно.

Девушка помолчала. Он даже не подозревал, как хорошо она его понимает. А еще не подозревал, насколько вкусно пахнет его кровь и как сильно ей хочется пить...

От него исходило приятное тепло. Катя чувствовала его каждым миллиметром своей кожи, способной распознавать самое легчайшее дуновение ветра, холод от полета мошки, сырость от падения с дерева капли. Кровь ангелов в ее венах не знала мирских преград.

Когда жажда стала невыносимой, Катя встала и хотела попрощаться, но парень тоже вскочил.

— Можно тебя проводить? Ты где-то тут живешь? Я Глеб.

Она замешкалась. Хорошенький юноша неожиданно напомнил ей другого — и пусть тот, другой, намного красивее и благороднее в меру своих изысканных манер, но было у них что-то общее, едва уловимое сходство.

— Проводи, — сама себя удивила Катя.

Она скучала, тосковала по Вильяму куда больше, чем могла себе признаться. И встреча с мальчишкой, чем-то напомнившим его, стала откровением. Впервые со дня отъезда Вильяма в Сенегал она засомневалась в своем выборе между братьями.

Чуткий Вильям, добрый, нежный, заботливый, готовый посвятить ей все свое время, но слабый. И гордец Лайонел, чья любовь так похожа на безразличие, холодный, жестокий, самолюбивый и очень, очень сильный. Две крайности в одной семье.

— Я докучаю? — вывел ее из задумчивости вопрос Глеба.